Легенда о Сонной Лощине (сборник)

Дождь, дождь, дождь! Безжалостный, бесконечный дождь! Нечего и думать высунуть нос за порог - никакого занятия, никаких развлечений! Через некоторое время я услышал чьи-то шаги над своей головой. Там была комната полного джентльмена. Судя по его тяжелой походке, он был тучен; он был также очень немолод, так как носил скрипучие башмаки. "Это, конечно, - подумал я, - какой-нибудь богатый чудак с прочно установившимися привычками; теперь он прохаживается после сытного завтрака".

Я прочел решительно все объявления о почтовых каретах и гостиницах, прикрепленные над камином. "Журнал для дам" окончательно мне опротивел; он был так же нуден, как это дождливое воскресенье. Я слонялся, не находя себе места, и снова поднялся к себе в комнату. Прошло очень немного времени, как вдруг из соседнего номера послышался пронзительный визг. Дверь распахнулась и тотчас же с шумом захлопнулась; горничная, с румяным, как я приметил, добродушным лицом, сбежала по лестнице в сильном волнении. Полный джентльмен обошелся с ней слишком вольно!

Этого было достаточно, чтобы все мои бесконечные домыслы тотчас же отправились к черту. Незнакомец никак не мог быть пожилым, ибо пожилые джентльмены неспособны на подобную прыть в отношении горничных. Равным образом он не мог быть и молодым, ибо молодые джентльмены не могут вызвать такое негодование. Совершенно очевидно, что это - человек средних лет, и к тому же ужасный урод, в противном случае девушка не приняла бы его выходку за кровное оскорбление. Сознаюсь, я пребывал в замешательстве.

Через несколько минут я услышал голос хозяйки. Я украдкой взглянул на нее, когда она подымалась по лестнице: на ее лице пылал гнев, чепец сверкал ослепительной белизной, ее язык не успокаивался ни на мгновение: она не потерпит таких вещей в своем доме, будьте покойны! Если джентльмен легко тратит деньги, это еще не значит, что ему все позволено. Она не потерпит, чтобы с ее девушками, когда они на работе, обращались подобным образом; да, да, она этого не потерпит!

Так как мне ненавистны скандалы, особенно с участием женщин, и к тому же хорошеньких, я улизнул назад в свою комнату и притворил дверь, правда, не совсем плотно; мое любопытство было настолько возбуждено, что я не мог не прислушаться. Хозяйка бесстрашно пошла на приступ вражеской крепости и ворвалась в нее словно буря; дверь за нею захлопнулась. Я услышал ее громкий голос, негодующие восклицания, но это продолжалось два-три мгновения. Затем ее голос сделался глуше, стал доноситься как завывание ветра на чердаке, затем мне послышался смех, затем... затем я ничего больше не слышал.

Через некоторое время хозяйка вышла из комнаты; на ее лице играла улыбка, она на ходу оправляла чепчик, чуть-чуть сбившийся набок. Когда она спустилась вниз, я услышал, как на вопрос хозяина, в чем, собственно, дело, она ответила: "Ничего особенного, просто дура-девчонка". Я был озадачен еще сильнее, чем прежде, и не знал, что же мне, наконец, думать об этом нарушившем все мои предположения незнакомце, встретившем яростный отпор добродушной горничной и заставившем улыбаться воинственную хозяйку. Он, очевидно, не так уж стар, не так уж противен и вовсе не так уродлив.

Мне снова пришлось взяться за переработку портрета, и на этот раз я нарисовал его совсем иначе. Я признал в моем незнакомце одного из тех полных господ, которых зачастую можно встретить у порога сельских гостиниц. Это вечно потные весельчаки в бельчеровских шейных платках*, нагулявшие жир не без помощи солодовых напитков, люди, повидавшие свет, дававшие под присягой показания в Хайгейте**, привычные к кабацкому быту, знатоки уловок кабатчиков и плутней трактирщиков, прожигатели жизни (но только в малом масштабе), расточители в пределах гинеи, - те самые, что зовут всех официантов по имени, щиплют служанок, сплетничают у стойки с хозяйками и нудно разглагольствуют после обеда за пинтой портвейна или стаканом негуса***.

______________

* Модные в начале XIX века шейные платки, названные по имени знаменитого английского боксера Бельчера.

** Название лондонской тюрьмы.

*** Теплое вино с пряностями, род глинтвейна.

Утро прошло у меня в нанизывании всевозможнейших домыслов. Но так как я каждый раз строил свои системы исключительно на догадках, любой шаг незнакомца выворачивал их наизнанку и повергал мои мысли в смятение. Таковы одинокие занятия лихорадящего ума. Как было сказано выше, нервы мои разыгрались; непрерывные размышления по поводу незримого персонажа начали оказывать свое действие: я впал в тревогу и беспокойство.