Легенда о свободе. Буря над городом

Атаятан-Сионото-Лос сидел на блестящем от сырости грубом камне, словно на троне, но даже сидя он был выше, чем самый высокий из них. Насколько отвратительными были его слуги-смарги, насколько сам он был прекрасен. Больше чем прекрасен… Теперь, когда тело его почти полностью восстановилось, он представлял собою идеал мужской красоты, – шелковая, чуть смугловатая кожа, правильные черты лица, широкие плечи и совершенные линии тела, волосы иссиня-черные, струящиеся плащом, будто бы только что вымытые и тщательно расчесанные, разрез глаз восхитил бы любого художника, несмотря на то что сами глаза были бледными и без радужной оболочки. Ни усов, ни бороды… Он был похож на человека, но человеком он не был: настолько, насколько сам Годже не был камнем или ветром. Он – нечто иное, чуждое человеческому существу, хотя и прекрасное для людского взора.

Никогда не думал Годже, что столь привлекательная внешность может вызывать такой животный ужас. Казалось, будь у него рога, горб и щупальца вместо рук, он внушал бы меньший страх. К тому же существо улыбалось, и улыбка эта тоже человеческой не была… Никакой человек не может ТАК улыбаться: так, что дыхание замерзает, волосы шевелятся на голове, будто змеи, сердце останавливается, цепенея от ужаса… И с этим существом Годже был связан… связан кровью… был его частью…

Атаятан оглядел каждого долгим пронзительным взглядом; когда Древний смотрел на Каха, у того дыбом встали все волоски на теле… он уже даже не дрожал. Он забыл, что у него есть сердце и что оно должно биться. Его собственная коса, казалось, вот-вот удавкой затянется на шее…

– Вы – пробудившие меня? – сказал Атаятан голосом столь приятным для слуха, будто это были звуки музыки, а не тарийские слова. – Мой Первый Круг?

Ответить никто не осмеливался.

– Вы оставили меня одного, – продолжал он, и Годже не мог понять, какие эмоции вкладывает он в слова, знал лишь, что голос его слаще, чем флейта Динорады, и что никогда в жизни никого так не боялся, как его сейчас, – оставили в этом месте, в обществе моих смаргов. Это не мой дом.

– Твой Дар слаб! – произнес он, указывая на Абвэна; Годже не мог заставить себя повернуть голову и посмотреть на реакцию Карея. – Я не могу переместить смаргов в другое место!

Атаятан обернулся к Годже и указал длинным ногтем-кинжалом прямо на него:

– А твой Дар мне нравится! Он сильный и чистый! Я никогда не связывал себя с таким чистым Даром Созидания. Ты полезен! – Годже думал, что он сейчас… обмочится… может быть, под камом этого никто не заметит… Его Дар нравится Древнему – худшего он не слышал никогда! Большего ужаса и омерзения он никогда не испытывал! Как разорвать эту проклятую связь?.. Да он все отдаст, лишь бы ее разорвать!

Древний встал, возвышаясь на ними, и подошел к Эбонадо. Несмотря на великаний рост, все пропорции его тела были совершенными, он двигался так плавно, как не способен двигаться лучший из танцоров. Он нагнулся к Атосаалю, выглядевшему ребенком рядом с ним, и спросил:

– Маленький Пророк? Тебе нравится жить?

Впервые за те годы, что Годже знал Эбонадо, тот не выдержал чужого взгляда и опустил глаза.

– Да… – ответил Верховный сдавленно.

– Ты живешь, пока я бодрствую. Ты здесь главный? Мне нравится все прекрасное. Мне нравится море. Мне надоел снег. Мне надоела эта пещера. Я хочу, чтобы меня окружали красивые люди. Почему ты не построил дом для меня? Я знаю, что у вас есть Мастера, которые могут создавать прекрасное. Я хочу, чтобы ты построил дворец. Дворец, который мне понравится! Твои предки, что воевали со мной и победили меня, имели больше уважения ко мне, чем ты. Они оставили меня спать в красивом месте, брошенном, но красивом. А ты? Я хочу назад, в свои земли. Я почти насытился, и мне нужно отдохнуть. Ты подготовишь для меня все!

– Да, я построю дворец на берегу Океана Ветров, – пробормотал скороговоркой Эбонадо. – Сколько тебе нужно, чтобы… войти в полную силу? – осмелился спросить он.

– Тысяча, – отвечал Атаятан. – И я хочу людей из других земель. Мне надоела эта кровь.

Желудок Годже скрутило, и он согнулся.

Атаятан сел на свое место.

– У тебя есть месяц, маленький Пророк! За это время я найду себе пищу. А ты – построишь мне дом! Сколько среди твоего народа Повелителей Огня?

– Последний умер полвека назад! – без запинки соврал Эбонадо; Годже бы так не смог, он бы все как есть сказал под этим взглядом.

– Хорошо! – кивнул Древний. – Мне нужны мои псы.

Он имеет в виду эффов?

– Есть четыре тысячи, но они не слушают никого из нас.

Атаятан засмеялся и ничего не ответил. Он вдруг указал на Динораду:

– Ты тоже нравишься мне! Ты можешь создавать музыку. Ты останешься здесь!

Динорада была бледнее, чем смерть. Она кивнула, даже улыбнулась, но слезы, катившиеся по щекам, выдавали испытываемый ею ужас.

Годже почувствовал странный привкус во рту: он приложил пальцы к губам, затем посмотрел на них – кровь. Он прокусил губу…