— Все равно, — услышал он свой шепот, — за меня отомстят… Но даже если этого не случится, я свое дело сделал… Велеса тебе не достать…
Змея сердито зашипела. Ее хвост снова обхватил парня поперек туловища, крепко прижимая его руки к бокам.
— Ты думал, что сделал свое? — прошипела она. — Да, ты отнял у меня глаз, но я сделаю больше…
— Можешь меня убить, — прошептал Тарх.
— Ну нет! — Змея взмахнула своей жертвой. — Ты отнял у меня один глаз, а я возьму у тебя оба!
Не сразу Тарх понял, что она хочет сделать. Страшная истина стала ему понятна, лишь когда он увидел когтистую лапу, тянущуюся к его лицу.
Он закричал, тщетно пытаясь разжать тиски., что сдавливали все сильнее, и отворачиваясь, но когти все тянулись и тянулись к нему. Буря не спешила, наслаждаясь страхом своего пленника. Передняя лапа медленно шевелилась, готовясь нанести удар.
Последнее, что увидел Тарх, были когти, тянущиеся к его глазам…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Несколько дней прожила Жива у Макоши, восстанавливая силы, а потом в один из дней оттепели собралась и поехала назад, на север. Волхва пустилась было ее отговаривать, предрекая кару за эту ошибку, но потом махнула рукой и ушла в дом.
Живе было немного страшно. Она покинула родной замок тайно, глубокой ночью, чуть ли не месяц назад, а возвращалась, неся под сердцем дитя врага своей семьи. Но она любила Велеса и была готова ко всему.
Большая часть пути уже осталась позади, вокруг вставали знакомые горы. Вот еще раз дорога сделает поворот — и спустится в долину, на противоположной стороне которой стоит их замок. А там отец, мать, братья…
Жива не заметила крылатого силуэта, пока он не стал снижаться, вынырнув из-за облаков. Услышав приветственный рык, она обернулась. Ящер, вытянув шею, пронесся так низко, что поднял небольшой снежный вихрь. Сидевший у него на загривке Перун заорал что-то счастливо и замахал руками. Он был рад ее видеть и делал отчаянные знаки, чтобы сестра торопилась домой. Сделав поворот, крылатый зверь устремился вперед.
Он поспел гораздо раньше Живы. Подъезжая к замку, женщина увидела Ящера, восседавшего на гребне крепостной стены и косящегося на нее оранжевым теплым глазом. Ей почудилось, что старый зверь обо всем догадывается, и она послала ему воздушный поцелуй. В ответ тот разразился долгим довольным ревом.
Перун ждал ее в воротах и выскочил навстречу, стаскивая с седла и подхватывая на руки. Лицо его дрожало от радости, губы прыгали и никак не могли сложиться в улыбку. Бережно обняв Живу, он понес ее в замок.
— Сестренка, мы так волновались за тебя, — с нежностью сказал он. — Ты себе даже и представить не можешь…
Он был так счастлив, что Жива почувствовала, что у нее комок подступает к горлу. Она пылко обняла брата за шею, пряча лицо у него на плече.
— Где же ты была все это время? — продолжал Перун. — Я места себе не находил, все горы излазил. Отец и мать извелись… Добро б летом, а то зимой…
— Ты и не мог меня найти, — ответила ему Жива с улыбкой. — Я далеко была — на юге!
— Где-где? — Перун остановился.
— Ты Макошь-волхву знаешь? Я к ней ездила, о будущем гадала.
— К Макоши? — переспросил Перун. — Могла б для такого случая мне сказать — Ящер бы тебя за день домчал, да и я не прочь у нее кое-что выспросить. Ты знаешь, чем рисковала?
— За меня не стоило беспокоиться. — Жива вдруг решила выложить брату всю правду — неизвестность пугала ее, и хотелось поскорее положить ей конец. — Я не одна ездила, и в дороге за мною было кому присмотреть!
Перуна как подменили. Глаза его потемнели, и он медленно поставил сестру на землю.
— Кто он? — спросил он очень спокойно, но руки сами сжались в кулаки.
На всякий случай Жива отступила на шаг.
— Ты его знаешь, — гордо сказала она. — Это мой жених!
— Велес?
Жива подняла на брата счастливый взгляд. — Мы любим друг друга, — спокойно сказала она, — и хотим быть вместе.
— Велес, —повторил Перун, —Значит, он жив… И ты обманула меня тогда, на стене…
Он размахнулся, и Жива не успела ни отпрянуть, ни защититься — тяжелый удар сбил ее с ног. Женщина едва успела перевернуться, оберегая живот — над нею вырос Перун.
— Он жив! — закричал он в бешенстве. — Предатель жив! А ты… ты его…
Он занес было ногу, чтобы ударить сестру, но Жива проворно отпрянула, спеша вскочить.
— Не смей меня трогать! — закричала она, тоже теряя терпение от злости. — Велес мой муж, я ношу его дитя!
Она выпрямилась, закрывая рукой живот и глядя в белые от ненависти глаза брата.
— Ты что? — прошептал он.
— Я жду его ребенка.
— Потаскуха! — взревел Перун, бросаясь на сестру.
— Жива! Вернулась! Вот радость-то!
Новый голос заставил Перуна остановиться и обернуться. Через двор к ним бежала Мера — как была, одетая по-домашнему, простоволосая, раскрасневшаяся от радости. Подбежав, она обхватила Живу и закружила.
— Вернулась! Вернулась! — радовалась она. — Ну, пойдем скорее, мать обрадуем, а то она знаешь как тосковала без тебя! И всем тут без тебя было грустно! — Тут она заметила, что платье Живы сбоку мокрое и грязное. — Ой, а что это?