Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке

Ламме, все еще сидевший на осле, обернулся и сердито посмотрел на них, но они загоготали.

— Едем к нему, — объявил Ламме, — сейчас они увидят, какой я трус.

При этих словах гогот усилился.

— Едем к нему, — сказал Уленшпигель.

Сойдя со своих серых, они бросили поводья мальчугану, а тот ласково потрепал осликов и повел их к кустам репейника.

Уленшпигель взял в руки багор и, как скоро Ламме вошел в шлюпку, направил ее к барке, а приблизившись вплотную, вслед за вспотевшим, отдувавшимся Ламме влез по веревке на палубу.

На палубе Уленшпигель нагнулся, будто для того, чтобы завязать башмак, а сам в это время что-то прошептал судовщику, судовщик же усмехнулся и посмотрел на Ламме. Затем он с налету осыпал его бранью: обозвал негодяем, заплывшим жиром от сидения по тюрьмам, papeter’oм^[21], обжорой и спросил:

— Сколько бочек ворвани выйдет из тебя, рыба-кит, если тебе жилу открыть?

Тут Ламме, не говоря худого слова, ринулся на него, как разъяренный бык, повалил на пол и давай молотить, однако судовщик сильной боли не испытывал, оттого что мускулы у Ламме были дряблые. Судовщик сопротивлялся только для вида, Уленшпигель же приговаривал:

— Выставишь ты нам, мошенник, вина!

Прохожие и мастеровые, следившие с берега за ходом сражения, говорили:

— Кто бы мог подумать, что этот толстяк такой горячий?

Все рукоплескали Ламме, и это его еще пуще раззадоривало. А судовщик только прикрывал лицо. Вдруг у всех на глазах Ламме уперся Пиру Силачу коленом в грудь и, одной рукой схватив его за горло, другою замахнулся.

— Проси пощады, — в бешенстве крикнул он, — а не то я тобой вышибу дно твоего корыта!

Судовщик захрипел в знак того, что не может говорить, и попросил пощады движением руки.

Тогда Ламме великодушно поднял противника, а тот, ставши на ноги, повернулся спиной к зрителям и показал Уленшпигелю язык, Уленшпигель же покатывался со смеху, глядя, как Ламме, гордо встряхивая пером на шляпе, величественно расхаживает по палубе.

А мужчины, женщины, мальчишки и девчонки, столпившиеся на берегу, изо всех сил хлопали в ладоши и кричали:

— Да здравствует победитель Пира Силача! Вот это здоровяк! Видели, как он его кулаками? Видели, как он ему головой в живот наподдал, а тот — бряк? Теперь будут пить мировую. Вон уж Пир Силач с вином и колбасой вылезает из трюма.

И точно: Пир Силач принес два стакана и большущую кружку белого маасского вина. И они с Ламме выпили мировую. И Ламме, в восторге от своей победы, от вина и от колбасы, обратился к Пиру Силачу и, показав на густой черный дым, валивший из судовой трубы, спросил, что за жаркое готовится в трюме.

— Там у меня боевая кухня, — усмехаясь, отвечал Пир Силач.

Мастеровые, женщины и ребятишки разошлись — кто на работу, кто по домам, и стоустая молва затрубила, что какой-то толстяк, приехавший на осле вместе с юным богомольцем, тоже верхом на осле, оказался сильнее Самсона и что с ним-де лучше не связываться.

Ламме пил и свысока поглядывал на Пира.

Вдруг судовщик сказал:

— Ваши ослы соскучились.

Подведя судно к берегу, он ступил на сушу, схватил одного осла за ноги, понес его, как Иисус Христос ягненка, и доставил на палубу. Затем он то же самое проделал с другим ослом и, нимало не запыхавшись, предложил:

— Выпьем!

Мальчик прыгнул на палубу.

И они выпили. Ламме сам на себя дивился: он ли это поколотил ражего детину, и теперь он лишь украдкой, отнюдь не победоносно, поглядывал на него и думал: а что, если судовщику припадет охота схватить его, как только что осла, и, отмщая за позор, швырнуть в Маас?

Судовщик, однако ж, с веселой улыбкой потчевал его, и Ламме, расхрабрившись, снова устремил на него самоуверенный и горделивый взор.

А судовщик и Уленшпигель хохотали.

Ослов между тем волновала новая для них почва под ногами — почва отнюдь не твердая, и они понурили головы, опустили уши и от страха не могли даже пить. Судовщик принес им по торбе с овсом, который он сам купил для тащивших его барку лошадей, чтобы погонщики не взяли с него лишнего.

Увидев торбы, ослы громко прочли благодарственную молитву, но на палубу взирали с тоской и от страха поскользнуться не смели пошевелить копытом.

Наконец судовщик сказал Ламме и Уленшпигелю:

— Сойдем в кухню!

— Но ведь это же боевая кухня! — с тревогой заметил Ламме.

— Да, боевая, но ты, мой победитель, можешь спуститься туда безбоязненно.

— А я и не боюсь, я следом за тобой, — объявил Ламме.

Мальчик стал у руля.

Спустившись, они увидели мешки с зерном, бобами, горохом, морковью и прочими овощами.

Судовщик отворил дверь в маленькую кухню и сказал:

— Как вы есть люди храбрые, знаете пение вольной пташки — жаворонка, и боевой клич петуха, и рев смирного труженика-осла, то я вам покажу мою боевую кухню. Вот такую маленькую кузницу вы найдете почти на всех маасских судах. Она никому не может внушить подозрения — на корабле непременно должна быть кузня для починки железных частей, но не у всякого есть такие прекрасные овощи.