Легенда об Уленшпигеле

Уленшпигель между тем, высвободив руки рыбника, обнаружил, что на правой руке у него не хватает трех пальцев.

Он велел связать его потуже и положить в корзину для рыбы. Мужчины, женщины, подростки, сменяя друг друга, понесли его в Дамме на суд и расправу. И освещали они себе дорогу факелами и фонарями.

А рыбник все повторял:

– Разбейте колокола! Умертвите кричащих детей!

А Тория твердила:

– Пусть он за все заплатит на медленном огне, пусть за все заплатит под калеными щипцами!

Потом оба смолкли. Уленшпигель слышал только прерывистое дыхание Тории, тяжелые шаги мужчин и громоподобный грохот волн.

С тоскою глядел он на тучи, как безумные мчавшиеся по небу, на огненные барашки в море и на освещенное факелами и фонарями бледное лицо рыбника, который следил за ним злыми своими глазами.

И пепел бился о грудь Уленшпигеля.

Так шли они четыре часа, а когда приблизились к Дамме, то их встретила толпа народа, уже обо всем осведомленного. Горожанам хотелось посмотреть на пойманного, и все шли за рыбаками с криком, с гиком, танцуя, ликуя.

– Weerwolf пойман, лиходей пойман! – кричали они. – Спасибо Уленшпигелю! Да здравствует наш брат Уленшпигель! Lang leven onsen breeder Ulenspiegel!

Это было настоящее народное торжество.

Когда толпа проходила мимо дома судьи, тот вышел на шум и обратился к Уленшпигелю:

– Ты одолел. Честь тебе и хвала!

– Пепел Клааса бился о мою грудь, – отвечал Уленшпигель.

Тогда судья сказал:

– Ты получишь половину достояния убийцы.

– Раздайте ее родственникам погибших, – сказал Уленшпигель.

Пришли Ламме и Неле. Неле, смеясь и плача от радости, целовала своего дорогого Уленшпигеля; Ламме, тяжело подпрыгивая, хлопал его по животу и приговаривал:

– Вот кто храбр, надежен и предан! Это мой лучший друг. Среди вас, мужланов, таких людей не найдешь.

Рыбаки, однако ж, потешались над ним.

44

На другой день зазвонил колокол, так называемый borgstorm, созывая судей, старшин и секретарей к Vierschare, на четыре дерновые скамьи под дерево правосудия – под красивую липу. Кругом толпился народ. На допросе рыбник ни в чем не сознался, даже когда ему показали отрубленные солдатом три пальца, которых у него не хватало на правой руке. Он все повторял:

– Я беден и стар – пощадите меня!

Народ, однако ж, ревел:

– Ты старый волк, ты загрызал детей! Нет пощады ему, господа судьи!

Женщины кричали:

– Не смотри на нас холодными своими глазами! Ты не дьявол – ты человек, мы тебя не боимся. Кровожадная тварь! Ты трусливее кошки, загрызающей птенцов в гнезде. Ты убивал бедных девочек, с малолетства мечтавших честно прожить свою жизнь.

– Пусть за все заплатит на медленном огне, под калеными щипцами! – твердила Тория.

Невзирая на стражу, матери научали ребят бросать камни в рыбника. Ребята не заставляли себя упрашивать, улюлюкали, когда рыбник смотрел на них, и кричали не переставая:

– Bloedzuyger! (Кровопийца!) Sla dood! (Убейте его!)

А Тория продолжала кричать:

– Пусть за все заплатит на медленном огне, пусть за все заплатит под калеными щипцами!

А толпа шумела.

– Глядите! – говорили между собой женщины. – Нынче день жаркий, солнечный, а его знобит, он старается выставить на солнце свои седые космы и лицо, а как ему Тория лицо-то исцарапала!

– Дрожит от боли!

– Гнев Божий!

– Какой у него пришибленный вид!

– Поглядите на руки злодея – они у него связаны и кровоточат – капканом-то его поранило!

– Пусть за все заплатит, за все! – кричала Тория.

А он плакался:

– Я беден – отпустите меня!

Но все, даже судьи, смеялись над ним. Он выдавливал из себя слезы, чтобы разжалобить их. Но женщины смеялись.

Так как основания для пытки были, то суд постановил пытать его до тех пор, пока он не сознается, как именно он убивал, откуда появлялся, где вещи убитых и где он прятал награбленные деньги.

В застенке на него надели совсем новенькие тесные сапоги, и судья спросил его, каким образом сатана внушил ему столь злые умыслы и толкнул его на столь ужасные преступления, он же судье ответил так: