«В этой самой комнате, возле камина, сто сорок лет назад, я совершил — страшно вымолвить — ужасный, противоестественный грех братоубийства. Несчастный Бруно, умирая от моей руки, проклял учреждение первородства, бывшее коренной причиной наших распрей и моего преступления. Его проклятие тяготеет над всеми первенцами нашего рода. Адольф может снять его, если исполнит завещание Бланки. Мне дано показаться ему в сей ваш момент, чтобы удостоверить его в нашем существовании и научить молиться. Вы найдете завещание в старой кладовой Северной башни, в углу, у левой стены, в ее портрете. Снимите раму и увидите, кроме тетради, небольшой плоский ящик с драгоценностями. Я читаю в сердцах ваших, вы неспособны ими воспользоваться для себя, вы успокоите блуждающую тень нового Каина.
Портрет ее, моей невинной жертвы, должен быть восстановлен на принадлежащем ему месте, между мною и моим наследником, на пустом месте в картинной галерее, которое я не позволял занимать ничьим другим портретом.
Перед смертью телесной, по милости Творца, я раскаялся в моем грехе и горько его оплакал.
Я хотел искупить его насколько это было в моей власти. Жестокий сын моей второй жены, — мне тяжело называть его моим сыном, — не допустил дряхлого старика, разбитого горем и угрызениями совести, поступить так, как повелевала ему честь и совесть, возвратить внукам Бруно то, что принадлежало им по нраву. Теперь все неправильно присвоенное отцом моим и мною уже вышло из рода. Чем вы владеете, то ваше.
Единственный потомок Бруно, оставшийся в вашем мире — осьмнадцатилетняя девушка, Зельма Фогт, дочь банщика Фреда в бывшей рыбацкой деревеньке. Адольф хорошо его знает. Мать ее происходит по прямой линии от законного брака Бруно и Бланки, что можете проверить, по прочтении дневника Бланки, из сохранившихся старых писем. Девочка страдает сердцем, вы составите ее счастье.
Не отвернитесь от вашего преступного предка, молитесь за нас всех молитвою веры и сострадательной любви. Недаром Провидение соединило Адольфа с православной женою. Мария, по своей вере и по воспитанию благочестивой матерью, умеет молиться сердцем за отшедших. От молитвы ее и ее детей придет наше окончательное успокоение.
Как только исполнится завещание Бланки, проклятие Бруно потеряет свою силу, и первенцы нашего рода получат возможность проводить роковой день 15 июня в своем наследственном замке, я перестану блуждать по вашей почве, не находя на ней покоя. С меня снимется проклятие Каина и я соединюсь с моими близкими по духу в блаженной вечности.
Барон читал стоя, торжественным голосом, бессознательно возвышая его с каждой строкой. Окончив чтение, он в утомленьи опустился в кресло возле жены. Наступило продолжительное молчание. Мари первой прервала его.
— Это правда, что ты знаешь банщика Фреда Фогта?
— Знаю банщика Фреда в Дубельне, его все знают, я не раз занимал у него деньги, бывая на морском берегу гвардейским офицером. Но как его фамилия, не помню, есть ли у него дочь, не знаю.
— Теперь пойдемте в кладовую, — сказала графиня, — а завтра, если действительно найдется завещание, мы все поедем в Дубельн.
— Надо дождаться отца, — задумчиво сказал Адольф, — владелец не я, все зависит от него.
— Неужели ты думаешь, что папа не согласится исполнить требование Бланки?
— Нет, не думаю, но все-таки действовать без его разрешения не смею.
Баронесса позвонила и приказала вошедшему лакею спросить у управляющего ключ от кладовой.
Глава V
Минут десять спустя наши исследователи таинственного в природе стояли все трое перед тяжелой железной дверью на площадке. Не без труда повернулся огромный железный ключ в заржавевшем замке, и их глазам предстала довольно большая четвероугольная комната, до потолка заваленная разным хламом.
— Разбирайте все вот в этом углу, около левой стены, и выносите на площадку, — сказал барон призванным лакеям, — нам надо отыскать старинный портрет моей прабабушки.
Началась медленная разборка, поднявшая целые облака пыли; поневоле пришлось графине и баронессе выйти пока на лестницу, но барон Адольф терпеливо чихал и кашлял, управляя поисками.
Наконец, и не без труда, вся левая сторона кладовой была очищена от множества седел, безногих столов, искалеченных стульев, ее наполнявших, и в самом углу, заслоняя его, показалась тяжелая мраморная доска, вероятно, от какого-нибудь огромных размеров комода.
— Идите, mesdames, мы у самой цели, — закричал барон, когда лакеи общими усилиями принялись отодвигать доску.
— Нашелся портрет? — послышался нетерпеливый голосок Веры с порога.
— Еще не знаем, что скрывается за мраморной доской.
— Тут ничего нет, господин барон, кроме плесени и грязи, — сказал дворецкий, почтенный старичок, носивший Адольфа на руках и тотчас же заподозривший, что в этих поисках господ скрывается нечто, связанное со вчерашними происшествиями.