Легенда Татр

Они плыли над ней во тьме, их лики колыхались, запах серы и жар молний возвещали о их присутствии. Грудь Марины бурно вздымалась. Она принимала их в себя, и это походило на таинство зачатия.

Вдруг, запыхавшись, еле дыша, вбежала в урочище Терезя.

– Марина! Нет у тебя деда, нет постели, нет ничего в кладовой! – закричала она.

– Как? Что?!

– Нагрянули злые люди, деда убили, кровати разломали, где что было – все забрали: одежду, сало, – ничего не оставили в доме! Пусто!

– Кто?

– Солдаты! Они и за мной гнались верхом, да я спряталась в Плазов погреб.

– За тобой гнались? – повторила Марина.

– Да! На конях. Человек десять. Только я из лесу вышла…

– А! – закричала Марина, вскакивая. – Это его солдаты! За мной приезжали! Это он, пан из Сенявы!

– Откуда ты знаешь?

– Бог мне сказал, что в облаке дыма сошел с неба! О священные боги! Вы меня покарали, и вы теперь меня призываете! Кровь за кровь! Его голова – за голову деда! За мой дом – его замок! Против сабель его – топоры! Гей!

Дикий, пронзительный вопль огласил окрестность. Головня, выхваченная из костра и поднятая над головой, осыпала Марину дождем искр.

– Гейхааа! – повторила она свой возглас. – Вот чего надо было, чтобы мужики пошли защищаться и мстить!

И она побежала.

– Куда пойдем? – спросила Терезя.

– К Озерам, к Собеку. Мстить! Мстить!

Это было на десятый день после появления Беаты Гербурт на пастбище у Озер.

Собек с девушками побежал вниз и собственными главами увидел опустошенный дом и труп деда. Он не сказал ничего и похоронил старого Топора. Сколотили ему гроб из гладко выструганных еловых досок и положили в гроб все, что он любил при жизни: старый разбойничий нож, старую, доставшуюся от прадеда запонку, которой застегивался ворот рубахи, и прекрасный, писанный на стекле образок, изображавший св. Цецилию, играющую на органе, и ангелов, которые слушают ее, держа в руках зеленые пальмовые ветви. А старый Топор Железный положил ему еще под голову горсть земли, потому что покойник был крестьянин и любил землю. Гроб заколотили, положили на телегу и повезли в Шафляры, в приходский костел. За телегой шли бабы, плача и причитая, как велит обычай, и мужики, молчаливые, ожесточенные, таившие в себе неистовый гнев.

Так шли они за гробом из Грубого через Ольчу, Поронин, Белый Дунаец в Шафляры, выбирая лучшие дороги, чтобы не трясти покойника.

Шел, пригорюнившись, маленький Кшись рядом с великаном Галайдой, который, поручив волов другому погонщику, пришел с Крулёвой горы на похороны. После похорон они пошли назад вместе и в Белом Дунайце зашли в корчму, к еврею, хорошо знакомому Кшисю, где с горя напились. А когда они вышли оттуда и пошли, держась за руки, домой, Кшисю стало жаль Галайду: нет у него ни жены, ни детей, приходится одному пасти летом волов, а зимой сидеть дома. И он как старый знакомый стал уговаривать Галайду:

– Знаешь, я тебя женю… Найду тебе бабенку хорошую, настоящую… Тебе баба нужна…

– Нужна, – с готовностью согласился Галайда.

– Я тебе найду!.. И не дрянь какую-нибудь, не пройдоху, с разными там вывертами… Мне тебя жаль… Кругом тебя одни только обсевки, одной рукой воду носят, другой – огонь.

Галайда вздохнул.

– Тебе баба нужна, – убежденно говорил Кшись. – Я тебе поищу… Хозяйскую дочку, молоденькую, видную, красивую… Потому – ты человек!

Галайда был растроган. Он остановился, облапил маленького Кшися огромными своими ручищами и липкими губами чмокнул его в самые губы. Потом они снова, обнявшись, тронулись в путь, и Кшись, покачиваясь, убеждал:

– Тебе баба нужна… Я знаю… Я тебе найду… Такую, чтоб душа у нее была – как вода, сердце золотое, ум – как волосы, а зад от бедра до бедра в полсажени… Бабу, как целая пивоварня!.. Потому – такую-то нетрудно найти, у которой костыли вместо ног…

Галайда уже всхлипывал, а Кшись продолжал:

– Когда я молодой был, за мной такие стадом ходили… Вино мне из Венгрии кувшинами носили… А я всех их ублажал… Не веришь? Тебе баба нужна… Я тебе найду… Потому – баба дрянь, а без бабы плохо… Про это мы не раз с покойником Топором говорили… Он был голова!..

Вдруг Кшись остановился, выпустил Галайду, потом загородил ему дорогу и сказал грозно:

– Вот это был мужик! Не то что ты, нищий!

Галайда приуныл.

Потом зашли они в корчму в Поронине, где застали Якуба Каркоса, такого же огромного, сильного и пьяного, как Галайда, и начали угощаться вместе. Через несколько минут Каркос без всякой причины дал Галайде в ухо так, что загудело, а Галайда дал ему сдачи. Кшись снял со стены гусли корчмаря и стал играть оравскую плясовую, которую любил покойный Топор:

До вершины высоко,

А до милой далеко…

Вскоре Галайда треснул по голове Каркоса, а Каркос – Галайду. Но все это без всякой злобы, только потому, что они были мужики здоровенные и вреда им это не причиняло. И так время от времени они дубасили друг друга, а Кшись все играл.

Потом стали чокаться жестяными кружками с водкой, потом пошли всякие церемонии: Каркос, как местный житель, хотел платить за Галайду и Кшися, а те за него.