Легенда Татр

Крот обнял ее и повел к лесу, а за ними шла толпа, выкрикивая бранные слова; но Беату уже не били и не швыряли в нее камнями: таково было суровое спокойствие и величие этого старика, в котором тряслась уже каждая косточка, что нападавшие оробели. Они шли сзади целой толпой, многие, особенно дети, с камнями в руках, с визгом и криками, но все уже были смущены присутствием Крота.

В конце концов толпа начала отставать, а те двое шли и шли, пока не достигли леса и не скрылись в нем.

Три Топора – Мурский, Железный и Лесной – посмотрели друг на друга.

– Глаза отвел, – сказал Железный. – Я давно это за ним примечаю.

Пока всей деревней прогоняли Беату, а Собек с посиневшим лицом лежал без сознания на траве, три Топорихи, Железная, Лесная и Мурская, вошли в дом и стали над постелью старой Топорихи.

– Умереть не может, старуха несчастная, – сказала Лесная.

– И жить тоже, – сказала Железная.

– Ни то ни другое, – сказала Мурская.

В широко раскрытых глазах старухи отразился смертельный, отчаянный ужас.

– Понимает, бедная, о чем говорим, – сказала Железная.

– Помнит, чай, как ее отец никак помереть не мог.

– А старый Глацан! Сто тридцать лет ему было, а все жил, слепой, глухой, как пень.

– Да, да! – закивала Топориха из Мура.

– И на что держать полумертвую? Воздух только портит в избе. Толку уж от нее никакого не будет.

– Никакого!

– Куда там.

– А ведь какая была хозяйка!

– А баба какая!

– А какая, должно быть, девка была! Говорят старики, что людям свет божий милее казался, когда она пасла у Озер.

– Очень может быть!

– Семь парней за нее убить друг друга хотели.

– А теперь лежит полуживая.

– Эх!

– И не на половину, а на четверть только живая.

Глаза Топорихи с невыразимой тревогой бродили по лицам стоявших над нею женщин.

– Несчастная старуха, – промолвила Лесная.

– Горемыка! – вздохнула Железная.

– Надо с ней поступить по обычаю: так же, как с нами когда-нибудь поступят молодые, коли заживемся на свете. Ведь душить ее не станешь… – сказала Мурская.

– Да, да, надо по обычаю…

– Чего ее держать? – сказала Лесная.

– Надо Собеку в избе порядок сделать. Кабы стариков в лес не вывозили, молодым бы тесно было. Так уж повелось на свете.

– Так, так…

– Может, там скорее помрет…

– Или дикий зверь найдет ее. Зачем ей долго мучиться?

– Да, да! Так уж свет устроен.

– Испокон веков старики говорили: если с кем смерть вовремя справиться не может, ей надо помочь. Берись, кумушка, – сказала Топориха из Мура.

– Постели жалко.

– Да там на дворе доски есть. Нечего и телегу закладывать, – лес близко.

– Полежи еще здесь, горемычная, полежи пока что.

Глаза старухи полны были страшного отчаяния.

Три Топорихи взяли со двора несколько досок, отыскали гвозди и топор, сколотили носилки и вернулись в комнату.

– Ну, пойдем! – сказала Лесная.

Каменная покорность судьбе светилась в глазах полумертвой старухи.

Топорихи подняли ее неподвижное тело с постели, вынесли из избы, положили на доски. Они стояли во дворе, между жилым домом, стойлами и хлевом, держа Топориху на носилках.

– Ну, погляди еще раз на свое хозяйство, несчастная, – сказала Железная.

– В последний!..

В этот миг в стойле протяжно и грустно замычала корова.

Дрожь исказила неподвижное, окостенелое лицо старухи, и что-то похожее на слезы заблестело в углах ее сухих глаз.

– Вишь, плачет, – сказала Мурская. – Слезы в глазах.

– Коров ей жалко…

– И коровы ее жалеют.

Топориха Железная утерла слезы рукавом рубахи; по увядшему, изрезанному морщинами лицу Топорихи из Мура струйками потекли слезы.

– Ну, пойдемте, – печально вздыхая, сказала Лесная.

В воротах встретили Собека; он шел с почерневшимлицом, шатаясь и опираясь на чупагу.

– Бабка никак помереть не может. Хотим у тебя в избе полный порядок сделать.

– Надо тебе жениться, – сказала Топориха из Мура.

– Верно, – подтвердила Лесная.

– Мы тебе все сделаем. Хоть полагается это детям или внукам делать, сами они отцов да дедов в лес вывозят, – да ты стал какой-то хворый: хотим тебя выручить.

Собек посмотрел на бабку бессознательно, блуждающим взглядом.

– Ладно, – сказал он, думая о другом.

Три Топорихи, неся старуху на носилках, вышли на улицу; там никого не было: все пошли за Беатой. Перед избами стояли только три Топора. Поглядели и даже ничего не спросили: они это видели не раз.

– Порядок делаем у Собека, – сказала Лесная. – Марины нет, дьявола этого мы выгнали, теперь надо Собеку жениться.

Три Топора в знак одобрения молча кивнули головами.

А женщины той самой дорогой, которой гоняли от Топоров овец к Озерам, подошли к лесу и углубились в чащу.

– Где же мы ее оставим? – спросила Железная.

– У Плазова погреба, – отвечала Топориха из Мура.

Они отнесли свою ношу подальше и положили ее на мох.

– Здесь тебя смерть прикончит, – сказала Лесная.

– Ангелы и здесь тебя найдут, коли ты не грешница, – добавила Железная.

– Оставайся с богом! – сказала Мурская.

С минуту они глядели на старуху; спокойная, каменная покорность мертвым огнем светилась в глазах старой гуральки.

– Доски-то возьмем? – спросила Лесная.

– Да ведь это не телега, – ответила Мурская.

– А все-таки жалко, – сказала Железная. – Доски хорошие.

– Ясень…