Ее считали существом не от мира сего, и потому никто не смел ее тронуть, поведение злых, бросавшихся на всякого другого собак еще укрепляло веру в это.
Но когда она однажды забрела далеко на север, с венгерского склона Татр на польский, узнали ее там Франек Мардула, который пас баранов, и Терезя из Грубого, пасшая коров пониже.
Франек и Терезя разговаривали. Вдруг появилась эта девушка, и они в смертельном страхе спрятались за выступ скалы, когда же она подошла ближе, Терезя шепнула:
— Франек! А ведь это видение похоже на ту панну, которая у Топоров жила. Помнишь, — та, которую выгнали и камнями хотели убить? Еще она со старым Кротом ушла!
— Верно! И мне тоже сдается!
— Да, да! Это она! Та самая! Панна, которую Галайда в снегу нашел!
— Это небось только душа ее! — осторожно сказал Мардула.
— Какая там душа, коли у нее пятки стерты! Нешто душа сотрет пятки о камни?
Мардула быстро взглянул на ноги девушки.
— Правда, — сказал он не совсем уверенно.
— Я ее окликну, — решила Терезя и крикнула: — Панна!
Девушка остановилась. Оглянулась.
— По имени ее окликну. Ее Людмилой зовут. Панна Людмила!
Девушка прислушалась.
— Ишь слушает. Только помешалась она, видно. Несчастная! Я ее не боюсь, я подойду к ней.
Терезя вышла из-за камня; Мардуле тоже стыдно стало трусить, коли не трусит девка. Однако он еще ни в чем не был уверен, и стертые пятки недостаточно убедили его в материальности этого видения.
Терезя смело приблизилась к девушке.
— Панна Людмила, — сказала она, — это вы?
«Видение» улыбнулось.
— Это вас Галайда нашел? Это вы жили у Топоров, у Собека с Мариной? В Грубом? Это вас хотели побить камнями?
Какой-то отблеск мысли мелькнул в лице женщины, одетой листьями, ветками и травой. Она наморщила лоб, умственное напряжение отразилось в ее глазах, и вдруг, схватившись руками за голову, она с визгливым криком обиженного ребенка, втянув голову в плечи и словно спасаясь от ударов, бросилась бежать. Терезка пустилась за нею, не отставал и Мардула, все время крича: «Не бойся! стой!» Но когда они догнали ее, она упала и, как куропатка, когда налетит на нее ястреб, припала к земле головой, закрывая лицо руками.
— Панна Людмила, — ласково заговорила Терезя, — панна, это вы? Не пугайтесь! Пойдемте с нами в шалаш! Мы вам дадим молока, сыру.
Но когда она хотела взять ее за руку, полуголая женщина издала крик отчаяния.
— Сумасшедшая, — сказал Мардула. — Рехнулась. Оставь ее.
— Нельзя нам ее оставить. Волки ее съедят, либо замерзнет, либо умрет с голоду. Гляди, как исхудала-то, бедная! Кожа до кости! Франек, отойди, — может, она со мной пойдет.
Мардула отошел и спрятался за большим деревом. Терезя села рядом с лежащей девушкой, но вся ее нежность и уговоры не помогли; когда же она хотела взять бедную сумасшедшую на руки, та завизжала так громко и с таким отчаянием, что у Терезки сжалось сердце.
Мардула вздрогнул и закричал:
— Оставь ее! Пусть делает, что хочет! Значит, так ей суждено! Это воля смерти.
Терезя в страхе отступила, а голое существо вскочило с земли и стало поспешно удаляться.
— Пропадет, — печально сказала Терезя.
Безумная уходила. Она быстро направлялась к скалам, нависшим над Каспровой долиной.
— Уйдем, — сказал Мардула. — Это воля духа. У меня даже волосы дыбом встали. Уйдем!
Они торопливо отошли. Беата скрылась среди валунов.
— Мне ее страсть как жалко, — сказала Терезя.
— Тсс! Не говори ничего. Над духом человек не властен.
— А почему ты знаешь, что это воля духа?
— Да холод меня пробрал сразу, никогда я еще такого ледяного холода не чувствовал. Мне отец рассказывал: когда старому Яжомбеку на охоте суждено было сорваться с горы, у всех у них вдруг мороз по коже пробежал и пальцы словно примерзли к лукам. Не успели две молитвы прочитать, как Яжомбек сорвался и грохнулся и пропасть, — там он и поныне лежит. Это воля смерти.
— А они не могли его удержать?
— Могли бы. Мой отец шел перед ним, а сын Яжомбека — за ним и даже руки к нему протянул. Но уже прилетел дух. Дух гонит перед собой человека, как мать — ребенка в хату. Дед Яжомбека говорил потом моему отцу: «Я уже за два года перед тем чуял, что вокруг сына моего дух ходит. Я знал».
Терезя содрогнулась.
— Раны Христовы! — прошептала она, — Иисусе, Мария, смилуйтесь над ней и над нами тоже! Крот уже наверное помер, вот она и бродит одна… Страшно… я бы с гор этих ушла…
— Э, везде одинаково, — возразил Мардула, — Не хватило у бога счастья для человека. Дал он счастье воде, земле, солнцу, дал звездам и месяцу… Горя человеческого не знает ни дерево, ни трава, ни корова, ни овца. А человека бог сотворил последним, и для него не хватило счастья, божьего дара. Так-то…
— Ей уже, может, конец пришел…
— И то может быть… Сядем подальше.
Внезапно ужасный крик прорезал воздух. Франек и Терезя припали лицами к земле.
— Помилуйте нас, все боги! — твердил Франек. — Ей уже не было спасения… Помилуйте нас, все боги, небесные, земные и боги ада. Аминь!..