Легенда Татр

Неудачные атаки, потеря нескольких десятков лошадей, довольно тяжелые раны и увечья, которые вывели из строя драгун, и сверх того все возраставший страх перед приближавшейся толпой крестьян плохо подействовали на пана Иордана: совершенно неожиданно, не сказав никому ни слова, он удрал из-под замка вместе с паном Мешковским, Скорачинским и еще одним шляхтичем. Следом за исчезнувшим вождем бросились трусливые шляхтичи-добровольцы, а за шляхтой и драгуны ускакали по дороге к Кракову.

Костка смеялся над самим собой: и чего он так испугался письма епископа и так быстро овладели им сомнения? Он столкнулся с врагом, стал с ним лицом к лицу и победил его до смешного легко: в замке не было даже ни одного раненого. Только Магера, кузнец из Лопушны, нарочно, ради шутки, стукнулся коленом об стену: все-таки, дескать, при отражении штурма были и раны.

Пока господа Иозель и Ривка Зборазскйе угощали мужиков своим вином и медом, Костка, веселый и довольный, расположился в кабинете камергера Платенберга и, найдя там чернила и все, что нужно, стал писать пану Викторину Здановскому письмо в стихах и прозе. Он приглашал его «не отказать прибыть к Иванову дню в Чорштын, ибо стянется сюда большое войско: такова воля божья, чтобы столь великие злодеяния были наказаны. Пошли только господь, чтобы совершилось это без пролития христианской крови. Вас, вельможный пан, я оставлю хозяином здесь, а сам пойду туда, куда поведет меня с войском господь…

…Ворота подожгли. И думали они,
Что ранили орла. Обрадовалась рать,
Но встрепенулся лев и камни стал швырять.
И жидкой грязью он все щели залепил,
Ворота затопил, отважных порубил,
Коней поубивал, а кто трусливей, те
Отправились назад лишь на свином хвосте.

Лев видит толстяка. И этот жирный слон
(Чин старосты иметь давно стремился он)
Из битвы раньше всех бессовестно удрал,
Убежище нашел себе меж темных скал.
А в замке среди мглы ударили в котлы,
Звенело все вокруг. Тревожен был сигнал.

Проснулась быстро рать и стала удирать.
Одни пешком спешат, другие — на конях:
Лев приказал стрелять, бегущих догонять,
Нагнал на них стрельбой из аркебузов страх.

Что ж выиграли вы? И где у вас права?
Разгневали зачем вы понапрасну льва?
Высоко лев залез, где в облаках гора,
Куда орел и тот не занесет пера.

Да, с кем господь бог наш, тех не сразить в боях,
Не лучше ль вам теперь раскаяться в грехах.
Боимся мы людей. А надо бога чтить,—
Лишь поступая так, счастливо можно жить.

Тщеславие кругом и жадность! Это зло
Несчастье и позор к нам в Польшу принесло.
О, как бы не сбылось пророчество о том,
Что с севера придет к нам зло большое в дом!
Свидетельствует тот, кто видел все и знал…»

Второе письмо он отправил Лентовскому, чтобы тот привел с собою как можно больше войска. «И напомните им, чтобы брали с собой топоры и заступы. Мы пойдем через Краков и, если будет на то воля господня, — дальше, через всю Польшу. Мы уже снеслись с Хмельницким и с татарами. Немецкое войско также придет нам на помощь…»

Радовалась и веселилась молодая душа пана Костки. Он сидел в богатом замке старосты, в высокой башне, писал военные приказы, чувствовал себя недосягаемым… Раскинувшись в великолепном камергерском кресле, он положил вытянутые ноги на медвежью шкуру, разостланную под столом, засунул руки в карманы шведских рейтуз и закинул голову…

Ты будешь плакать,
А я не услышу.
В горнице сяду
Письма писать…—

припомнилась ему мазовецкая песня о трех панах Потоцких, которые ехали с войны и все

Хлопотали, хлопотали,
Где бы им заночевать…—

а когда устроили дело с ночлегом, то

Хлопотали, хлопотали,
Где бы девушек достать…

Беата Гербурт…

Не сон ли это?

Когда-то, где-то… сад, благоухающий ранним апрельским цветом… давно… далеко… Объятия, горячие объятия…

Сенявский, Сульницкий, княгиня Корецкая, воевода…