Легендарные фаворитки. «Ночные королевы» Европы

Император Наполеон III принял его крайне любезно, расспросил об Италии, «о стране, которую он так любит», и о семьях, с которыми он некогда был знаком.

Ответы короля ошеломили придворных, которых, как казалось, уже трудно было чем-либо смутить. Виктор-Эммануил сыпал непристойными историями о светских дамах Пьемонта, сопровождая свои рассказы бешеной жестикуляцией.

Автор двадцатитомной «Истории Реставрации» Шарль де Вьель-Кастель, шокированный услышанным, записал вечером в дневнике:

«Король Пьемонта ведет себя как унтер-офицер. Тот же слог, те же манеры. Он ухаживает за любой попавшейся ему на глаза юбкой, ведет более чем легкомысленные беседы, не считая нужным завуалировать откровенный смысл своих речей целомудренными выражениями, он предпочитает вульгарности. Он, не замолкая, хвастается своими победами и, упоминая ту или иную даму из Турина, небрежно бросает: «Ну, эта тоже переспала со мной».

Наполеон III более терпимо, чем граф де Вьель-Кастель, отнесся к манерам Виктора-Эммануила. Когда император понял, что король Пьемонта, как и он сам, большой охотник до женского пола, он решил сделать все от него зависящее, чтобы его гость сохранил о Франции неизгладимое впечатление.

Однажды вечером в Опере, видя, что Виктор-Эммануил рассматривает в лорнет танцовщицу, он шепнул ему:

— Вам понравилась эта малышка?

Король опустил лорнет.

— Да, очень. Сколько она может стоить?

Наполеон III улыбнулся.

— Не знаю. Спросите у Баччоки, он должен быть в курсе.

Виктор-Эммануил обернулся к обер-камергеру Наполеона III, которого называли «главным распорядителем императорского досуга».

— Вы знаете эту танцовщицу?

— Третью справа? — переспросил граф Баччоки (кстати, племянник Элизы Бонапарт, сестры Наполеона I). — Это Эжени Фикр. Она очаровательна и легкодоступна. О ней даже сочинили четверостишие:

Эжени, нашу малышку,
Увидал как-то паша.
— Заплати, — сказала мышка, —
Увидишь мои антраша[15]

.

Щеки Виктора-Эммануила порозовели.

— Сколько? — прохрипел он.

— О! Вашему Величеству она обойдется в пятьдесят луидоров.

— Черт побери! Так дорого?

Наполеон III улыбнулся:

— Запишите на мой счет, Баччоки.

Прощальная милость короля

В то время как Виктор-Эммануил хвастался своими победами и проводил время с танцовщицами, граф ди Кавур действовал. Он встретился с Александром Валевским (побочным сыном Наполеона I от Марии Валевской и тогдашним министром иностранных дел Франции), попытался заинтересовать его Италией и старательно готовил приезд графини ди Кастильоне.

Биограф графини Ален Деко пишет:

«Это может показаться удивительным и даже романтичным, но речь шла именно о подготовке появления Вирджинии в Париже».

В кругу восхищенных слушателей граф ди Кавур вдохновенно описывал внешность зеленоглазой графини, ее элегантность и обаяние.

Многие интересовались, не собирается ли она в один прекрасный день объявиться в Париже.

В ответ премьер-министр с сомнением качал головой:

— Возможно…

Вскоре в Париже все говорили только о графине ди Кастильоне. После этого Виктор-Эммануил и граф ди Кавур вернулись в Турин, а Вирджиния, которой за несколько дней до этого тайный агент передал шифр для постоянной связи с Кавуром, начала упаковывать свой багаж.

Хлопоты, связанные с отъездом, не мешали пылкой графине уделять некоторое время приятным пустякам, о чем свидетельствует ее дневник.

«12 декабря, среда. Была занята: упаковывала сундуки. В час пришел Дориа. Поболтали в моей комнате на канапе. F до трех часов».

Как весело замечает Ги Бретон, «при таком ритме жизни ей потребовалась неделя для того, чтобы упаковать вещи».

17-го числа, накануне отъезда, вновь пришел Амброджо Дориа, чтобы попрощаться с Вирджинией. Он плакал. Она изо всех сил старалась утешить его. О том, как она это делала, свидетельствует ее дневник:

«Дориа в моей спальне, на канапе, потом у камина, на полу. F. F.».