Легендарные разведчики - 2

Но у Примакова был такой конек. Он считал себя, и справедливо, аналитиком. При нем было создано целое управление, которое занималось, к примеру, проблемами распространения оружия массового поражения. И директор провоцировал такие мозговые штурмы, был инициатором этих докладов. В Ясеневе, внутри разведки, это воспринималось очень позитивно, поскольку у нас всегда считалось, что разведчики, агентуристы — это белая кость, а вот информационщики, аналитики — так, штаны протирают. На самом деле, и Примаков сказал об этом открыто, для государства здесь нет никакой разницы, все представляют ценность. И те, кто добывает информацию, и те, кто ее анализирует и пишет такие доклады: и то и другое равнозначно и равноценно.

После этих шагов Примакова, когда новшества прижились, разговоры о том, что пришел человек неизвестно откуда, в «лесу» полностью прекратились. Да, на это потребовался год, для наиболее упорных в своих сомнениях — два.

А Примаков, ценивший своего предшественника Шебаршина, предложил ему пост первого заместителя. Тот отказался, и правильно, потому что дважды в одну реку не входят. И Евгений Максимович назначил своим первым замом Трубникова Вячеслава Ивановича, замечательного человека, потрясающего профессионала — любимца разведки и любимца Примакова.

Тут я должен обязательно заметить, что был у Примакова, еще начиная с его работы в ИМЭМО, особый принцип. После себя оставляй своего первого зама. Когда Ельцин предложил Евгению Максимовичу пост министра иностранных дел, одним из его условий было то, что директором разведки президент назначит Трубникова. Ельцин даже немножко оскорбился: чего это вы мне навязываете. Но академик стоял твердо: это мое условие. То же самое он сделал в МИДе, когда уходил. Настоял на Игоре Иванове, который вместе с ним работал.

Правда, в правительстве он уже этого сделать не мог, там сложилась иная ситуация. А вот в Торгово-промышленной палате он, уходя при президенте Медведеве, сказал: я бы хотел, чтобы ТПП возглавил Катырин, мой зам. На что Медведев возразил: Евгений Максимович, у нас есть лучшая кандидатура. Примаков не испугался: может, у вас есть и лучшая, но эта — моя, я настаиваю. И Катырина назначили.

Это была его визитная карточка. Должен оставить после себя человека, которого сам считал наиболее достойным занимать освобождаемую им должность.

Теперь немного о себе. При Примакове было впервые создано Пресс-бюро, которое я возглавил. Для меня то были золотые годы. Работать жутко интересно, хотя и сложно. Об этом сейчас даже странно говорить, но тогда мало кто верил, что мы принесем пользу. Я никогда не отказывался выступать. Однажды ко мне подошел человек… и плюнул мне в лицо. И считалось, что в этом нет ничего особенного, всего лишь публичная демонстрация чувств, как бы под аплодисменты. Лично ко мне никаких претензий, но такое было ожесточение против любых спецслужб. И это вообще признак нашего общества. У нас же маятник колеблется. То мы любим КГБ, то не любим. Никак он не остановится на разумной середине, чтобы к органам безопасности, спецслужбам относились, как они того заслуживают. Не перехваливали их, не делали так, чтобы они контролировали всё и вся, но в то же время не унижали и не оскорбляли. А тогда раздавались призывы покончить, растоптать.

Вы даже не представляете, кто назывался в качестве возможного директора СВР, например, в числе претендентов называлась депутат Старовойтова. Причем называлась реально. Но где бедная Старовойтова, и где и как далеко от нее внешняя разведка. А мне звонили очень известные журналисты и говорили: Юра, кирдык твоему Примакову, всё уже, указ подписан. Постоянно шло и постоянно нагнеталось такое давление, что вашего погонят, разведку к кому-то присоединят, вас расформируют, Примаков не жилец, это уже вопрос решенный. В этой обстановке мы жили и работали где-то год-два.

Назывались в качестве сменщика и многие другие. Был такой, если память не изменяет, Аржанников, депутат от Ленинграда, который задался целью проникнуть в архивы, огласить имена. Понимаете, какая это могла бы быть катастрофа для разведки, в которой настоящие имена агентов никогда не произносятся. Если их знают, то два-три человека, с ними непосредственно работающие, и даже высшему начальству о них докладывают с использованием псевдонимов.

Бывали вообще случаи парадоксальные. Ко мне пришли кинематографисты, показывают Указ, подписанный Ельциным, — предоставить съемочной группе доступ в архивы разведки. Я звоню Примакову: Евгений Максимович, у меня человек сидит с ельцинским Указом. Мне Примаков сказал: пошлите его, мало ли что Ельцин подписывал.

Мы тогда отбивались от всех этих атак. И волею судеб я оказался на их острие. Пресс-бюро было все-таки открытое учреждение, многие тогда, англичане особенно, поражались: как это Пресс-бюро СВР? Что, к вам можно зайти? Ко мне постоянно приходили британские журналисты. Писали потом материалы: неужели и мы, англичане, когда-нибудь доживем до того, что можно будет прийти в английскую разведку, поговорить с генералами?