Легендарные разведчики - 2

Он умер в Москве странной смертью. Там прошел все испытания. Случались с ним всякие. А здесь попал под машину… Говорят, плохо видел. Несчастный случай.

Недавно умерла и жена.

Вещи, собранные в одну комнату и так никем и не тронутые, находятся в его бывшей квартире. Сейчас в ней живет другой человек с женой и детьми. Он относится к старой мебели бережно. Помнит, кому она принадлежала. И о предшественнике, бывшем жильце, вспоминает добрым словом.

Только ничего о нем не рассказывает. Потому что и новый хозяин квартиры — тоже нелегал, сравнительно недавно оттуда вернувшийся.

И тоже Герой. Фамилия — неизвестна. Разные люди обращаются к нему по-разному. Даже точные имя-отчество — загадка. А уж где он был и что делал, тайна за многими печатями.

ЛИКВИДАТОРЫ Их имена неизвестны

Над предателями занесен дамоклов меч.

Они — подобны раковой опухоли и, по мнению некоторых разведчиков, профессиональная неизбежность. Проникали в разведку в любую эпоху, предавали своих товарищей, не щадили верных агентов. Как правило, их жизнь заканчивалась преждевременным уходом — выстрелом ли в голову, катастрофой, кончиной от неведомых болезней или от пьянства. Всегда, даже в далеких краях и под чужими именами, жили они под охраной новых хозяев в вечном и совсем небеспочвенном страхе.

Есть и еще одна версия их появления. Замечено: в тяжелые времена социальных потрясений и перемен перебежчиков становится больше. Не знаю уж, так ли это, но люди, возможно, не до конца идее преданные, чаще ломались в сложные исторические эпохи. В советский период эпоха невозвращенцев началась в 1930-е годы вместе с волной сталинских репрессий, когда сотрудники разведки спасались от незаслуженной кары за мнимое сотрудничество с врагами во время работы за границей. Внес, как полагают некоторые историки разведки, свою лепту и Никита Сергеевич Хрущев, начавший было резко сокращать армию и силовые структуры: опять всплеск побегов и измен. Перебежчики той поры, сдаваясь на милость новых хозяев, предпочитали выдавать себя за «борцов с тоталитарным режимом и коммунизмом». В начале 1990-х, после смены социалистической формации на капитализм в его самом разнузданном виде, нетвердые духом, падкие до наживы побежали в западном направлении, изобретя неправдоподобные предлоги — «за свободой» или «ради торжества демократии». А на самом деле гнались за жирным куском.

Для меня эта, вторая версия видится некой, простите, «отмазкой» от истинных причин предательства. Ну, какой, к примеру, «борец за демократию» экс-генерал Олег Калугин, сдававший своих коллег и американских агентов. Но коль вброшено такое не оправдание, а объяснение омерзительному предательству, приведу, никак не разделяя этой точки зрения, и его.

Если для разведки вообще предательство чревато расшифровкой своих и отзывом сотрудников, то для разведки нелегальной предательство — смертельно. И что бы ни толкнуло на эту тропу иуд нашего тревожного бытия, вечный позор им обеспечен.

А иногда — и возмездие.

Человек без имени и без жалости

Меня свел с ним в конце осени 1998 года добрый приятель. Я просил, настаивал, и старый друг мой, наверное, нарушая какие-то принципы, все же дрогнул. Лишь предупредил: «Не лезь только с именами и странами и, не дай бог, с оперативными эпизодами. Что захочет, расскажет сам. И давай без этих твоих диктофонов».

Тихое московское кафе в центре в те месяцы грянувшего кризиса-98 было пустынно. Я сразу узнал Его. Аккуратно одетый, совсем немолодой человек лет за 75, но с какой-то особой бьющей уверенностью в движениях, взглядом прямым, рукопожатием железным.

— Вьют…? — осведомился я.

— Як Коле, — усмехнулся Он.

Суть разговора. Он был ликвидатором. И я хотел узнать: как это? Учили его этому и можно ли научить? Давали задание? Как искали и выходили на предателей? И как карали — ведь бывшие свои?

Он отмел мои сантименты сразу: давайте без соплей. Да, был в специальной группе, уничтожавшей предателей, перебежчиков, агентов, которые предавали.

— После 1945 года таких развелось немало. Успел два года прослужить во фронтовой разведке. Языков брали, ходили по их тылам и вообще. Рука была твердой.

Закончилась война. Предложили войти в специальную группу. У меня сомнений — никаких. На что иду, понимал. Согласился. Потом обучили некоторым специфическим методам устранения.

Хорошо знал один европейский язык. Поселили в стране, где хоть социализм и не строили, но войска наши после войны еще стояли. Уехать из этого тихого места в центре Европы по настоящим документам труда не представляло. Давали задание на ликвидацию, и мы выполняли.

— Кто мы? — не понял я.

— Парами, парами работали, — удивился Он моей непонятливости.

— И кто с вами в паре?

Он вдруг тяжело вздохнул, неожиданно перекрестился:

— Жена моя, царствие Ей небесное.

— Погибла при исполнении задания?

Он опять усмехнулся то ли моей наивности, то ли еще чему:

— Нет, скончалась недавно. Обычно стреляла Она.

— Как?