Легендарные разведчики — 3

Смущало количество советских, российских и зарубежных государственных наград — 54! Наивысшая — орден Ленина. Я невольно сравнивал их с орденами и медалями хорошо знакомых мне Героев России Владимира Борисовича Барковского, Геворка Андреевича Вартаняна, Александра Семеновича Феклисова… У них официальных признаний заслуг было явно поменьше. Наводило на вечную мысль: вот, начальству — всё, а героям-полковникам… Только это слегка и коробило.

Если читаете эту главу, наверняка догадываетесь, что было дальше. Да, я познакомился с Кирпиченко, на котором хорошо сшитые, наверное на заказ, костюмы, ибо был он полноват, сидели так же влитую, как и тяжеленный от наградного металла китель.

Побаивался этой встречи с неприступным с виду большим начальником, уверенным в себе и прочно восседавшим в только для него и предназначенном кресле. Но мне объяснили, что заинтересовавшая меня тема трудна, мало изучена и ответ может дать только он. И он готов.

Выдохнул и пошел. До сих пор верю в первое впечатление: если человек сразу понравился или не понравился, то навсегда. Но к Вадиму Алексеевичу это не относится. После часа сугубо делового разговора я вышел от него и просветленным, и воодушевленным, и обогащенным знаниями. А уж чувство возникшего уважения прямо зашкаливало. О том, что рассказал тогда Кирпиченко, написано не будет. Уже одно это свидетельствует об установившейся степени доверия. Если в общих словах и вкратце, то беседовали мы о неких выкраденных документах и о том, можно ли такого поворота событий избежать в современном, нашпигованном подслушивающими устройствами и всяческими гаджетами мире. Ответ сложен и неоднозначен. Вадим Алексеевич объяснял, что самое ценное надо по-прежнему хранить в сейфе за двадцатью семью печатями. Негодовал: к нему приходят подчиненные и втолковывают, что родная российская система придумана и функционирует так, что проникнуть в нее никак нельзя, а вот в их… Генерал сердился. Если наши гении действительно придумали новую систему, то почему оппоненты (термин Кирпиченко. — Н. Д.) с не меньшей гениальностью не способны взломать нами придуманное. Ведь мы-то чужое раскусили. И от этого толкования вовсе не веяло консервативной старомодностью.

Он был очень непрост. Иногда непредсказуем. Как мне сначала увиделось, несколько подозрителен, крайне осторожен. Как-то я потерял по недоброму своему обычаю номер его мобильного. И, попросив снова, был ошарашен: «Запишите, но я его вам уже давал». Я попытался разыграть удивление, и совсем немолодой генерал показал мне записную книжку: «Вот, и число есть. Я всегда помечаю, кому и когда даю свой личный номер».

Потом мой хороший товарищ подробно рассказал мне, как президент Ельцин приехал в 1991 году в штаб-квартиру в Ясенево назначать директора Службы внешней разведки. Теперь все мы в курсе, что директором стал Примаков. Тогда, в день большого назначения, это было абсолютно непредсказуемо. Ельцин с непривычной честностью признался, что испытывает сомнения относительно академика: «Его не назовешь профессионалом разведки». А ведь создаваемая Служба, которая лично подчиняется президенту, должна работать как никогда эффективно. К тому же добрые советчики, а их у Бориса Николаевича всегда хватало, нашептали, будто Примаков выпивает. И надо же, Ельцина, всю жизнь дружившего с бутылкой, эта ложь тоже насторожила.

Началась дискуссия, в которой заслуженные разведчики просили Бориса Николаевича назначить к ним академика Евгения Максимовича Примакова. И последним для Ельцина доводом были слова пользующегося всеобщим уважением Вадима Алексеевича Кирпиченко. Он убеждал и окончательно убедил. У Бориса Николаевича хватило сил разорвать заранее привезенный и подписанный указ с другой фамилией.

Опять-таки много позже всплыло, если не ошибаюсь, и имя того проигравшего. Он был своим, оперативником, тактиком, настоящим разведчиком. В далекие времена многие восхищались его фантастическими познаниями в тонкостях сложнейшего восточного языка. Его тоже уважали, порой побаивались, с ним пели и поднимали бокалы, иногда он читал стихи на наречиях разных народов. Когда приезжал на инспекцию из большой чужой столицы в другие города, все вытягивались в струнку и внимали ему, будто посланнику Аллаха.

Но он в отличие от Примакова не был стратегом. Примаков спас внешнюю разведку от возможного поглощения. Выдюжил, вытащил бы другой? Не знаю. Хотя вряд ли. Он был необыкновенно дисциплинирован, и последуй указание Ельцина или кого-то к Борису Николаевичу близкого отдать, укрупнить и присоединить, он бы, пожалуй, в отличие от академика, приказ скрепя сердце выполнил. Так что заключительная речь Вадима Алексеевича Кирпиченко на большом сборе была по сути своей не только верной, но и смелой. А вдруг непредсказуемый Б. Н. не прислушался бы к совету старейшин? Кирпиченко нажил бы врага прямо у себя под боком.