Сказал мне: «Про Абеля написал хорошо, я читал. Ты к нему с уважением. А про Вартаняна не понравилось». Особенно тем, что я в деталях описал его кончину: «Зачем написал такие подробности?» Я объяснил, что с согласия жены Геворка Андреевича. Она сама рассказала. По словам Михаила Анатольевича, не надо выходить за грань. Может, мне и урок?
А заговорили мы для начала о нашем общем друге Валере К. Комсомольце и полковнике. Васенков вспомнил, что когда Валера в кого-то влюбился, он заткнул в его шляпу кусочек чеснока. И женщина Валерия отвергла, сказав: «От тебя пахнет чесноком». И оправдания Валеры, что он не любит чеснок, не помогли. В нашем разговоре Васенков переживал: общий товарищ болел, перенес несколько операций.
Валера К. рассказывал мне о его ранних годах: «Миша Васенков был спортивным парнем. В училище быстрее всех бегал кроссы. Плавал хорошо, но мне, мастеру спорта в этом виде, проигрывал раз за разом. А когда понял, что просто так не обыграть, из бассейна буквально не вылезал, тренировался. И так упорно, что вскоре за ним никто не мог угнаться».
— Ничего. Это так — глупость. Врачи мне здесь сделали операцию. Пока хожу с этим костылем. Но скоро выброшу и забуду. А в 2010-м в США с ногой было не совсем так, как писали. Ногу и ребер мне при аресте и в тюрьме не ломали. Не так перевели, не так поняли.
— Было предательство. Если бы не это, меня бы не взяли. Никто меня не знал. Как и Козлов (Алексей Михайлович Козлов, Герой России, был арестован по доносу предателя Гордиевского и просидел в 1980-е два года в камере смертников в ЮАР, с которой у СССР не было дипломатических отношений. —
Меня отправлял еще Крючков. (В те годы Владимир Александрович Крючков был начальником Первого главного управления КГБ СССР — внешней разведки. —
Из тех людей, арестованных в Штатах, с которыми я сидел на скамье в суде, никого никогда не видел и ни о ком не слышал. И они меня не знали — не видели. Я был — десятый и для них — неизвестный. Но американцы знали, кто я.
— В 1991 году во все области нашей жизни, во все — проникло немало чужих людей. Их толкали, навязывали, они занимали места. На некоторых они сидят до сих пор. И эти чужие выдавали.
— Нет, я не совсем о таких, как он. Эти кроты, предатели сидели здесь. И думаю, в разведке тоже. Если бы не Примаков (первый директор Службы внешней разведки РФ. —
— Это долгие годы и долгий разговор. У меня все было в порядке с документами. Испанский язык был и тогда хороший. Жил в Латинской Америке. Я постоянно учился. И в молодости, и когда стал профессором — уже сравнительно недавно. Я даже сам преподавал в престижной школе.
— Да, и фотографом. Близко к президенту страны, в которой находился. Ездил по миру. И без всяких подозрений.
— Это — уже другое. И с годами необходимость в вербовках уменьшалась. Многое знал сам, без источников. Такая была высота. Это не было пиком. Я продвигался вперед, становился выше. Меня хорошо знали не только в Латинской Америке.
— Я тебе твердо говорю: моя жена не знала. Ее обвиняли в шпионаже. Но она ничего не делала. Она хорошая журналистка и пишет и сегодня статьи, которые разоблачают все их сделки там. Ее хотели посадить: обвинения и суды. Время рассказать обо мне не пришло. А может, и не придет никогда.
— Да, присвоили.