Легендарные разведчики-3

В гримерке, где все неловкости, случившиеся перед телекамерой, с облегчением забываются и даже Зюганов мирно беседует с Жириновским, милейшая красотка меня подковырнула: «Ну, как я вас. Вы и слова не смогли сказать». Не смог, потому что был вырублен, не успел. А спросить, стирая грим, спросил:

— Кто вам наплел эту чушь?

— Моя бабушка. Она была народной артисткой еще РСФСР.

— Можно узнать, откуда она такое узнала?

— Конечно. У бабушки был хороший знакомый. И его отец перед смертью поведал обо всем сыну.

— Но от кого обо всем этом узнал сам отец? Служил в органах?

— Да нет. Ему об этом рассказал дворник их дома, попросив никому не говорить. Вы же помните, какие были тогда времена. Но все тайное становится явным.

Какие еще мне были нужны аргументы?

Рыцарь пера, а не плаща и кинжала

И последняя легенда: многие читатели уверены, будто Юлиан Семенов, отец-прародитель Исаева — Штирлица, и сам был разведчиком. Якобы даже служил когда-то в Германии.

Да, служил, но собственным корреспондентом. Как рассказал мне бывший коллега Юлиана Семеновича журналист Валентин Запевалов, тогда заместитель главного редактора «Гудка», Семенов в конце 1970-х — начале 1980-х несколько лет проработал в Бонне от «Литературной газеты». Много ездил, особенно на север страны, писал о поисках Янтарной комнаты. Он отлично говорил на пушту, но не на немецком. Однако приехал в ФРГ и как человек, талантливый во всем, язык тоже схватил на лету. А попал в страну, для простых советских людей в ту пору закрытую, благодаря своим обширным связям. Выбил финансирование для корреспондентского пункта, поселился в тихом местечке, работал, не чурался пива, шнапса, дружеского общения. Абсолютно не выпендривался, писательством не кичился…

Да, создав свои первые произведения о чекистах еще в 1959-м, был любимцем разведки, имел доступ к архивам, но сам там не был, не служил, не участвовал. Его талант в ином — в воспевании не совсем понятной тогда советскому человеку профессии.

И снова обращусь к любезно предоставленному мне Ольгой Юлиановной Семеновой рассказу об отце:

«Я написала в моей книжке о папе в молодогвардейской серии “ЖЗЛ” и опубликовала его архивы в двухтомнике “Неизвестный Юлиан Семенов” (издательство “Вече”). Но если коротко, то… Папа мне запомнился человеком-оркестром, который создавал вокруг себя атмосферу творчества и праздника. Вставал рано, ложился поздно, был неисправимым трудоголиком.

Говорил, что не отречется ни от одного написанного им слова, и был в этом абсолютно искренен. В отце очень гармонично уживалось на первый взгляд несовместимое и парадоксальное. В его кабинете в правом углу стояла икона Богородицы со Спасителем, а в левом — фотографии Ленина и Дзержинского. Он был крещен русской бабушкой Евдокией Федоровной, не вступил в компартию, но был убежденным социалистом. Увлекательно и серьезно писал о революции, ВЧК, нашей контрразведке, дотошно изучал труды Ленина, а настольной книгой у него была Библия.

Ярый космополит, он проводил долгие месяцы в зарубежных командировках, но мучительно тосковал по русскому языку и ликовал, когда возвращался домой: “Какое счастье, все кругом по-русски говорят!” Убежденный западник, он уважал и ценил наших писателей-деревенщиков и встал на защиту Василия Шукшина, когда того стали травить. Написал прекрасный, на мой взгляд, четырехтомник “Горение” о Ф. Э. Дзержинском и создании ВЧК, гордился добрым к нему отношением Ю. В. Андропова, дружил с В. К. Бояровым и В. И. Кеворковым (известные советские, российские разведчики. — Н.Д.) но добился возвращения на родину ковра с изображением Николая Второго, государыни и наследника. Это был подарок шаха Ирана к 300-летию дома Романовых, который пропал из Ливадийского дворца в годы революции и был обнаружен отцом на аукционе во Франкфурте в начале 1980-х. Он уговорил купить ковер своего друга барона Эдуарда фон Фальц-Фейна (знаменитого мецената с русскими корнями. — Н. Д.) за баснословную сумму, и ковер вернулся в Россию и теперь украшает Ливадийский дворец. Отец также уговорил Сергея Лифаря (выдающийся французский танцовщик и балетмейстер, выходец из России. — Н. Д.) подарить нашей стране уникальные письма Пушкина Наталье Гончаровой.

Все эти факты биографии писателя кажутся противоречивыми лишь на первый взгляд. Дело в том, что отец по-настоящему, не делая различий между происхождением или убеждениями тех или иных исторических персонажей, любил российскую историю. Поэтому, кстати, в своих произведениях о Штирлице — тринадцати романах и одной повести (!) он “дает слово” самым разным персонажам. Так, например, в романе “Бриллианты для диктатуры пролетариата” у него прекрасно и убедительно говорят и чекисты, и аристократы, и белогвардейские журналисты, и “мятущийся” писатель, и даже вороватый ювелир имеет право высказаться.