Легендарные разведчики-3

— Фамилия Кук — западноукраинская. А Лемеш, Лемиш, Леминь, он же Василь Коваль, — псевдонимы. Мы с 1939 года, еще с Польши, знали: есть такой человек. Он выступил на большом сборище в Кракове и тогда был особо выделен Бандерой. А разрабатывать его мы начали по-настоящему в 1944-м. Шухевич в 1947 году на большом сборе в Губенских лесах на Ровенщине назначил Лемиша своим преемником. Несмотря на всю разрозненность, на споры и личные амбиции, неприязнь, которые весь этот ОУН всегда раздирали, был он признан вторым после Шухевича человеком. И когда после ликвидации Чупрынки взял на себя командование, оставалось у него восемь групп — 300 хорошо организованных бандитов. И несколько сотен разобщенных. Считай, тысяча. Это много: закат оуновцев был полный, но по-прежнему кровавый. Бандеровцы убили 850 тысяч евреев, 220 тысяч поляков, более 400 тысяч советских солдат, попавших в плен. И еще — 500 тысяч своих, украинцев. После войны от их рук пали 20 тысяч военнослужащих Советской армии. Вызывал у них кто-то подозрение — и отправляли на тот свет без особых раздумий четыре-пять тысяч своих.

И 24 мая 1954 года с помощью нашего агента захватили мы Василия Степановича Кука — Лемиша и его жену Уляну Крюченко. Шли за ним по пятам, гоняли по лесам и схронам. Да так, что устал он, выбился из сил, потерял на какое-то время свой безошибочный нюх. И больше всего поражен был тем, что выдал его наш агент не за деньги, не из страха перед тюрьмой и советской властью, а по идейным соображениям. 1954 год — люди, бившиеся против нас до последней пули, начали что-то понимать. Долго же мы его искали. После войны делали все, чтобы не дать ему уйти по-геройски, погибнуть на глазах у всех в бою. Убить его было можно и раньше. Кука нужно было брать только живым. Что и было сделано. После захвата Лемиша мы еще долгие месяцы имитировали его поиск. Это была наша комбинация. А он уже сидел у нас в тюрьме вместе с женой. Я в течение нескольких месяцев по решению руководства занимался в камере его перевоспитанием, переубеждал. После упорнейшей работы он был нами привлечен, завербован. Умер Кук сравнительно недавно — в 2007-м в Киеве. Дожил до девяноста четырех лет, и я не знаю как: абсолютно больной человек, поражены все органы. Когда мы его арестовали — зубов не было, и я, взяв честное слово со знакомых врачей, которые при истреблении еврейского населения чудом выжили, тайно привозил их в тюрьму, вставлять Куку зубы.

— Но как было работать с врагом?

— Именно с врагом. А работать все равно надо было. Что мы и делали. И я знал о Куке, наверное, даже больше самого Кука. Мы звали его «Трехсотый» — сидел во внутренней тюрьме КГБ в камере под этим номером. А его жена — рядом. Иногда разрешали им встречи.

— А иногда не разрешали?

— Тоже метод воздействия. Жену он очень любил. Сидели они в разных камерах, и первый его вопрос всегда о ней. Это учли. Кук поначалу был в полной депрессии. Пытались его из этого состояния вывести, вывозили с женой на прогулки по восстановленному, зажившему мирной жизнью Киеву.

— Не рисковали? Вдруг сбежит? Или отобьют лесные хлопцы.

— Сначала пару сопровождала наружка — десять человек. Кук, опытнейший конспиратор, заметил и сказал, чтобы мы не волновались. Бежать без денег, без какой-либо поддержки некуда.

— Инаружку сняли?

— Оставили семерых надежных, проверенных. А когда после долгого перерыва, не до того ему было, он возобновил половые отношения с женой, поняли: ожил. Стали разрабатывать Кука, как у нас говорят, «втемную». И с нашего разрешения, скорее даже по просьбе, писал он историю оуновского движения, порой для нас небесполезную. Но ни о какой вербовке не могло быть и речи. А мы все равно его использовали. И Кук-Лемиш обратился все-таки к западным украинцам, к единомышленникам, к Западу: предлагал не вести вооруженную борьбу дальше.

— А его свои потом не могли хлопнуть за это?

— Нет. Он остался все равно на своих позициях, и все они это понимали. Уже после, когда освободили, мы устроили его работать в Центральный архив МВД в Киеве, и Кук написал с нашего разрешения диссертацию по истории Украины.

— Бережно вы с ним обращались.