Легендарные разведчики-3

— Он был священником?

— Руководителем восточно-европейского отдела МИДа страны НАТО. Хотел бросить эту работу и стать священником.

— Его уже нет?

— Надеюсь, жив-здоров и не знает, на кого он работал. Других можно было вербовать, скажем, на ЦРУ. То есть он дает сведения им. Допустим, у человека есть корни английские, может, французские или еврейские. Сделать упор на то, что он выходец оттуда. Обратиться к его чувствам.

— Но если рассуждать таким образом, то как вербовать евреев? Они же глубоко преданы Израилю.

— Правильно. И потому разве не помогут своему государству?

— Ага, наконец-то понял. Вербовали, как у вас говорят, «под чужим флагом»?

— Как иначе? Только так.

— Непонятно, почему нельзя под своим.

— Это уже опять специфика, кухня. Давайте этого не будем касаться. Я о другом. Человека, объект, на который необходимо воздействовать, чувствовать надо тонко. Понимать, что он из себя представляет. Надо любить людей искренне и пытаться им помочь. Не «ломать», как вы говорите.

— Простите, ошибся. Вижу, вас задело.

— Потому что не «ломать», а помочь ему открыться в самых сокровенных стремлениях. Допустим, он религиозный человек. Есть возможность помочь показать свои чувства. У меня был один знакомый немец — генеральный директор фирмы. Подружились. Это была так называемая «нейтральная связь». И вот когда мы уже стали близкими друзьями, познакомился я с его семьей, а я, по легенде, был еще одиноким. А жена была на родине.

— Училась?

— Нет, уже сошла с работы. Потому что женщинам это очень трудно. Жена — смелый, интересный, боевой человек, постигла все. По легенде, выдавала себя за жительницу одной страны и быстро выучила трудный язык. Но дочка тут осталась, пусть и с бабушкой, с дедушкой. А у мамы сердечко болит, как у нее там. Девочка уже в школу пошла, и мысли, мысли.

Становление — всегда трудно. Вы себе представьте, приехал Геворк Андреевич туда. Рядом — никого, ни кола ни двора. Нужно все начинать сначала. Гоар Левоновна хорошо рассказывает: мы еще раз поженились. Сказать — легко. Но как все это сделать? А только так: опять все сначала. И у нас с супругой как: мы — в Риме, но ей нужно съездить в Ирак. Я должен сопровождать, чтобы отработать легенду. Часть ее жизни якобы проходила там. Она же работала как жительница скандинавской страны гувернанткой в богатой семье. И надо бы посмотреть Ирак, место, где она трудилась, почувствовать всю ту жизнь. Из головы все это не придумывается, нужно все пропустить через себя, чтобы все было из твоей судьбы. Поехали мы туда, вернулись опять в Рим, собираемся жениться, а у нее — головные боли. Внешне все ничего, да и не страшно — чего особенно страшного? А переживания, что мы тут, а как дочка там, и голова болит. Приехала сюда на медицинскую комиссию, и врачи вынесли суждение: работа с нашими нервными перегрузками противопоказана. Пришлось остаться здесь. Работала в Центральном аппарате разведки до выхода на пенсию.

— А как объяснили ее исчезновение там?

— Совсем просто. Все же знали, что я — ловелас. У меня много знакомых, в том числе и дам. Однако вопрос один и тот же: «Слушай, почему ты не женишься?» А я: «Как мне жениться? Не могу отдать сердце одной даме. Жанетта, Жоржетта, Козетта, Нузетта, как же они без меня?» Приходилось жутко отшучиваться. И принимали, потому что я — все-таки свободный художник. Но давайте вернемся к Корбюзье и отсутствию у него образования.

— Простите, что я сбил вас расспросами.

— Ничего подобного. Наш с вами жанр — свободная беседа. Так вот у этого великого архитектора тоже никаких документов об образовании. Он был никто. И у меня, понятно, тоже никакого диплома. Фальшивых дипломов мы не рисуем. Вообще у меня не было ничего фальшивого. Все настоящее, и паспорт мне давало мое правительство. У меня есть благодарственные письма от атташе по культурным связям, представлявшего нашу с ним страну в еще одном государстве.

— За что благодарили?

— За помощь в установлении дружественных связей между этими двумя государствами.

— У Корбюзье ситуация была полегче.

— Еще бы. Но я очень старался. Там под моей — той — фамилией издавались книги.

— Они добрались потом до Москвы?

— Конечно.

— А как вы их писали? Многие хорошо говорят на разных языках. Но правописание в некоторых языковых группах — тяжелейшее. Коренные — и то ошибаются.

— Я и был коренным. Это — мой язык.

— В таком совершенстве?

— Без скромности — в абсолютном.

— Но как же мучительно осваивать.