Легендарные разведчики-3

Я резиденту сразу: откуда у тебя информация, что он такой-сякой? Давай, только правду. Как твой агент мог все это о нем узнать: «Сажает трех проституток прямо у своего дома и везет на виллу». Ну не вяжется, и как у дома посадить сразу трех? Написано: он охотник, и это точно. Но как ему удается охотиться вместе с этими девками? Не могу себе представить. А агент, выясняется, работает в пяти километрах от дома шифровальщика. Вряд ли он мог за всем этим наблюдать. Ты давал, спрашиваю резидента, задание, чтобы он тебя информировал об отношении интересующего нас человека с женщинами? Да. Говорил, что будешь платить за каждый лист информации? Естественно. А информацию — проверяли? Резидент молчит. А это же элементарно — есть проверочное задание. Чтобы проверить достоверность, нужно дать агенту невыполнимое задание. И если он тебе все-таки что-то приносит, значит, врет, сам придумал. Либо помогла ему чужая спецслужба, либо блефует.

Короче говоря, я в своем лучшем костюме пошел к директору школы с просьбой пристроить мою дочку. Я американец, а жена у меня немка, легенда простая, достоверная. В двуязычной семье ребенок должен изучать два языка — английский и немецкий. Получаю отказ: в классе только десять человек, все места заняты. Но я же знал, что места освобождаются, люди приезжают и уезжают. Директор вспоминает, что, действительно, папа одного мальчика отбывает, и называет уже известную мне фамилию. С ним бы переговорить. Может, подскажет мне, как и когда. Но где мне этого человека найти? И директор дает мне совет позвонить в посольство такой-то страны и спросить шифровальщика. Вот так запросто. Я должность знал и без него, но попросил на всякий случай и домашний телефон. Хотя и телефон мне тоже был известен.

— Зачем вам он, в таком случае, был нужен?

— Чтобы ни на кого никаких подозрений, а на давшего телефон, если что, сослаться. А директор продолжает, что люди они очень милые, семья хорошая, дружная. Я ему о себе. Только что приехал, даже жена и дочка пока в Штатах. Готовлю почву, а к началу учебного года как раз и привезу. Директору все понятно, забота отца о дочери сомнению не подлежит.

После этого выдаю шифровальщику звонок домой. Подчеркиваю, что узнал его от директора, ввожу в курс своих проблем, спрашиваю, не могли бы мы с ним встретиться. Тот моментально соглашается: «Мы приедем к вам с женой». Договариваемся о встрече в хорошем ресторане. И рассказал мне обо всех школьных делах. Хороший, доброжелательный человек. И я, воспользовавшись его откровенностью, попросил: «А не могли бы вы мне и о здешней жизни?»

— Разговор на английском?

— Конечно. Но когда о школе — на немецком.

— До чего помогает знание языков!

— Еще как. А нам особенно. И его необходимо в совершенстве знать. Особенно в процессе вербовки: ты сможешь найти те единственно верные и искренние слова, которые лягут человеку на душу. Выбрать правильный тон и нужное построение беседы. Если это интроверт — форма беседы одна. Если холерик — другая, флегматик — диаметрально противоположная.

— Допустим, попался холерик. И что?

— С ним начинаешь сразу: в мире очень сложная обстановка, поэтому надо сделать то, то и еще то. Он моментально схватывает суть. А если флегматик, то разговор подольше: ты знаешь, хорошо бы сделать и то, и то, и хорошо бы это выполнить, потому что в мире вот такая обстановка. Ему нужно все обосновать, тон — мягкий. Обрисовать обстановку подробно. И только после этого он понимает: действительно, нужно помогать. Обычно перед очередным выездом в командировку я сидел в кухне, и жена все спрашивала: поздно, пора спать, а ты о чем-то сам с собой говоришь, прямо болтаешь. Ты что, чокнулся? И я ей тихо: Галя, я не чокнулся, я работаю, проигрываю беседу с будущим кандидатом на вербовку. Когда я шел к нему, я уже знал, о чем и как говорить. Так что язык — основа. И не только из-за того, чтобы тебя не заподозрили, что ты не той национальности. А есть у тебя на первых порах пробелы, бывает, они есть, нужно уметь правильно объяснить их причину. Ты можешь быть кем угодно — французом, китайцем или японцем, а всю жизнь прожить в Эфиопии. Знание языка — как владение кистью у художника. Ты знаешь, какая кисть лучше, какая хуже. Вот для этого мазка хороша такая, для туши — другая. Для акварели совсем иная.

Так же и язык. Должен владеть им виртуозно, чтобы повлиять на человека, с которым завязываешь отношения, чтобы повернуть его в нужном для дела направлении.

— Сложная работа.

— А мне нравится. Это и есть работа с людьми. У журналистов — похожая. Мы с вами одного поля ягоды.

— Но если вернуться к тому человеку, шифровальщику. Вы его все-таки завербовали?