Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Критиковал ли он самого себя когда‑нибудь в душе, но не знаю ни одного случая, когда бы он собрал начальников для обсуждения тех или иных вопросов. Сбор начальников для обсуждения диспозиции Дубовика перед взятием Урги не носил характера совещательного, а характер уяснения начальниками уже принятой генералом Унгерном диспозиции.

Он был уверен в том, что всадники пойдут за ним в огонь и в воду, но он в этом глубоко ошибся.

Ничьего авторитета он не признавал. Считался с одним атаманом Семеновым, но в ответственную минуту, когда Семенов приказал ему уходить из Монголии в Маньчжурию — он приказа не исполнил, тогда как для Семенова открывалась еще возможность опереться в Маньчжурии на твердую землю, для собрания сил против большевиков.

Офицерский бунт в Азиатской конной дивизии не был заранее обдуманным действием, он был стихийный и зародился одновременно в разобщенных бригадах. Все оставшиеся в живых унгерновские офицеры не раскаиваются в совершенном преступлении, а всадники одобрили действия офицеров и помогли им, признавая право борьбы за жизнь и протест против крайнего насилия над личностью и жизнью одного человека с бредовыми идеями.

У каждого, дочитавшего книгу до конца, а особенно выводы, останется тяжелое чувство, и большинство порицать будет главное действующее лицо книги — генерала Унгерна.

В действительности же такое заключение будет поспешным.

Почти все унгерновцы, даже кандидаты на тот свет, как капитан Оганезов, в своих воспоминаниях в устной или письменной форме сердечно вспоминают генерала Унгерна, а такие, как Н. Князев и К. И. Лаврентьев восторженно отыскивали оправдания и умалчивали его неразумные и жестокие действия.

Над разрешением противоречий я ломал голову много лет и пришел к таким выводам.

Люди, кои страдали от жестокости генерала Унгерна, простили ему прошлое, как герою Белой идеи, храбро принявшему смерть за свои идеи. Даже большевики отнеслись к нему с уважением — тем паче мы, его сподвижники (вольные или невольные) высоко ценили своего героя.

Прав он был или не прав в своих способах проведения Белой идеи — вопрос второстепенный, но он был ярко выраженный борец за эту идею до последнего вздоха, не терпевший компромиссов.

Высоко честный во всех отношениях, он служил везде и всегда примером выносливости, храбрости, мужества. Он ни от кого не требовал большего, чем делал сам. Один тарлык, одна смена поношенного белья, георгиевский крест — вот все его достояние. Спал и ел, где придется и что придется. Он поистине был подвижником борьбы против большевиков и все чины дивизии чутьем или сознанием осознавали это.

Одна же из главных причин теплых воспоминаний кроется в тех воинских доблестях, кои унгерновцы совершили в Монголии под водительством генерала Унгерна, кои не умрут в истории Монголии. Горсточка людей в 700–800 бойцов вошла в Монголию и, не имея тыла и средств пополнения, в холодную зимнюю пору одолела 12000 первосортных, до зубов вооруженных, хорошо снабженных китайских войск. Затем, с одной стороны, последовательными рейдами вглубь самой Гоби у Чойрына, а с другой — на путях из Кяхты в Хух — хото — окончательно добивает китайцев и освобождает монгольский народ от векового рабства у них. Каждый воин — участник этих блестящих боев и походов гордится тем, что и он был участником исторических дел.

Поход на Русь — исторический, блестящий кавалерийский рейд, когда за месяц исходили вдоль и поперек 1 — й отдел Забайкальской области — страну, равную целому государству, делая в сутки по сто и больше верст, стиснутые превосходными, регулярными частями Красной армии, и не разу противник “не прищучил” и не побил унгерновцев, тогда как они били красных везде, нанося им огромный урон, и уходили безнаказанными.

Время изглаживает все тяжелое, темное и память сохраняет все светлое и героическое, чем жили и к чему стремились в борьбе за лучшее будущее свое и Родины, как они понимали. Но главное лежит в другом: одни сознательно, другие чутьем понимали, что они совершили историческое русское дело, освободив Монголию навсегда от китайского ига. Унгерновцы подарили русскому народу богатую территорию в 1500000 кв. км без затрат и осложнений с китайским народом. Советская власть не только в 1921 г., когда она дышала на ладан, не посмела бы отбирать Монголию от Китая, но и много времени позднее. В освобожденную Монголию Красная армия вошла беспрепятственно. Монголия, как спелое яблочко, подкатилась ей, разутой, раздетой и болящей России, и это яблочко подкатили унгерновцы. Они окончательно завершили миссию русского народа — стать наследниками царства великого Чингисхана в Азии81.

Смерть в Монголии одной — другой сотни людей, даже безвинных — слишком незначительная плата за Монголию для блага Родины. Генералу барону Р. Ф. Ун- герн — Штернбергу в этом деле, естественно, принадлежит первое место. Имя его войдет не только в историю Монголии, не только в историю Белого движения, но вообще в историю великого Государства Российского.