Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Эти жалкие погонщики скота относились к разряду заживо погребенных офицеров и всадников, которые имели несчастье в чем‑либо провиниться или же подпасть под подозрение. Часть из осужденных на изгнание из строя сразу же погибала, а некоторым счастливцам удавалось зацепиться на время за жизнь в качестве поднадзорных погонщиков. В категорию подобных отщепенцев попал наш единственный кадровый конно — артиллерист, капитан Оганезов за то, что во время какого‑то боя имел неосторожность обстрелять сопку, на которой находился сам “де- душка” — барон. В оправдание незадачливого командира батареи следует сказать, что его ошибка была не так уж груба, по причине отсутствия в дивизии средств связи. Через несколько дней после этого случая, в босой растерзанной фигуре я с трудом признал бравого капитана, еще так недавно щеголявшего своими тишкетами.

Под вечер 10 августа к дивизии присоединились еще 6 сотен, оторвавшихся в бою под Ново — Дмитриевкой. Этот отряд привел ротмистр Забиякин. Он шел параллельным курсом, без дорог верстах в десяти севернее реки Джиды. Отряд несколько раз предпринимал попытки прорваться на тракт для соединения с дивизией, но до 10 августа каждый раз натыкался на красных, двигавшихся вслед за бароном. Во время боя у станицы Атаман — Никольской до нас дошли слухи по бурятскому “беспроволочному телеграфу” об отряде, прошедшем верстах в десяти к северу от станицы; с того времени мы поджидали Забиякина на каждой остановке. Барон казался заметно обрадованным. Он обласкал Забиякина и произвел в чин подполковника. Горячо благодарил также и начальника пулеметной команды, штаб — ротмистра Аргентова за то, что последний вывез все пулеметы, невзирая на отсутствие дорог. Людям в возвратившихся сотнях барон дал двухдневный отдых от нарядов.

Краткая запись в дневнике о событиях 11 августа гласила: “Двинулись на Хам- ней. В 14 часов кормежка, не доходя 8 верст до этого поселка. Прошли Хамней и ночевали”. Бивак для ночлега выбран был в 10 верстах за поселком Хамней, у реки того же наименования. На этой стоянке барон разделил дивизию на две части. Он решил оставить генерала Резухина в арьергарде с первой бригадой, двумя орудиями и четырьмя пулеметами. Что же касается самого барона, то отсюда он ушел на запад с 3–м и 4–м полками, с отдельным отрядом Бишерельту — гуна, доведенным до 5 сотен монголов, артиллерийским дивизионом (8 орудий), пулеметными командами, обозами и лазаретом.

На рассвете загремели выстрелы. К заставе подходили красные. Генерал Резухин приказал полкам занять гребень гор на левом берегу реки Хамней, чтобы задержать противника на один день и этим позволить барону оторваться от нас на переход в 25–30 верст. Со стороны красных наступал полк пехоты. Привыкшие уже к тому, что мы не принимали арьергардного боя, красноармейцы несколько раз бросались в атаку через падь и предпринимали также попытки охвата правого фланга нашей позиции со стороны реки, неся заметные потери. Во время боя прекрасно, безотказно работали батарея поручика Балка и пулеметная команда подъесаула Иванова. Отличились, по обыкновению, казаки оренбуржско — забайкальской сотни, неоднократно бросавшиеся в контратаки. Под вечер подошли к красным какие‑то подкрепления и батарея. Но было уже поздно что‑нибудь исправить в их положении, потому что к этому времени красноармейский полк понес столь чувствительную убыль в рядах, что утратил боеспособность.

В сумерках бригада Резухина снялась с позиции. Ночью она прошла станицу Цакирскую, а на рассвете, после двадцативерстного перехода переправилась через р. Джиду против пади речки Хайки (правый приток Джиды). За тот короткий промежуток времени, пока полки брели через реку, генерал произвел беглый осмотр местности. Требовалось дать урок вежливости противнику, сделавшемуся до неприличия назойливым, хотя бы для того, чтобы иметь возможность спокойно подняться на Модонкульский голец.

К большому удовольствию генерала, тут же непосредственно у брода возвышалась отвесная сопка, поросшая сосной. На ней генерал расположил 1–й полк, все пулеметы и одно из орудий. 2–му же конному полку он приказал отойти вверх по пади и укрыться от взоров противника. К тому времени, когда все приготовления закончились и люди отведены от винтовок, красные подошли к переправе.

Пятнадцать — восемнадцать конных красноармейцев выехало на левый берег Джиды и долго, минут двадцать, исследовало место переправы. Затем они перешли на нашу сторону, внимательно осмотрели занятую нами сопку и, наконец, вернулись на свой левый берег. В тот же момент сквозь узкую, вырытую специально для дороги к крутому берегу траншею на прибрежный песок хлынуло несколько сот красноармейцев — одни пешком, другие на подводах. Когда вся эта воинская часть сгрудилась у переправы на дистанции не свыше 400–500 шагов от наших пулеметов, генерал подал команду: “Огонь!”