Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

По силе огня противника можно было вывести заключение, что количество красноармейцев не превышало 200 человек. Барон послал в лобовую атаку на деревню дивизион 1–го полка, а трем сотням 2–го полка приказал обойти красных по горе, с правой стороны. После упорного боя, длившегося чуть ли не 4 часа, красноармейцы были оттеснены за гору. В этом незначительном по размерам, но весьма показательном боевом столкновении мы потеряли 50 человек убитыми. Прекрасная иллюстрация к выказанному положению, что красное командование имело блестящие возможности поймать нас в одном из бесчисленных горных проходов Забайкальской области.

Только в девятом часу дивизия миновала деревню Капчеранку.

После перехода какой‑то реки по глубокому броду дивизия в 11 часов остановилась в пади Уссуга. В 14 часов двинулись дальше на юго — запад, к п. Нарын. Казалось бы, что теперь настало время облегченно вздохнуть. Ведь обе советские бригады, переназначавшиеся для ликвидации барона Унгерна, остались далеко позади, и им нас уже не догнать! Почувствовавший ослабление давления противника после деревни Капчеранки, барон использовал свой сравнительный досуг для того, чтобы со всей энергией заняться внутренними делами дивизии.

Выражаясь деликатно — он усилил репрессии. Стали исчезать люди. На каждом привале бросалось по нескольку трупов, изуродованных шашками. Уже на ближайшем ночлеге погибла значительная группа офицеров и всадников. При осмотре покинутого лагеря чины моей команды нашли их тела возле стоянки Бурдуковско- го, и после того случая каждый день я находил своих зарубленных сослуживцев. Гнет все увеличивавшейся со дня на день бароновской нервности и ожидание неизбежной, бесславной смерти под шашками молодцов из команд Бурдуковского или же Безродного, лишали офицеров выдержки и разлагающе действовали на настроение вообще всех чинов дивизии.

Припоминается следующий случай. На одном привале я разместился по соседству от дивизионного интенданта и принял его любезное приглашение пообедать. Во время чаепития к нам прибежал ординарец начальника дивизии и доложил, что интенданта требует к себе барон. Этот немолодой уже поручик, замещавший раненого Россианова, побледнел и после минуты молчания приказал подать ему лошадь. Показалось странным, что интендант поехал не в ту сторону, где была разбита ставка начальника дивизии, а поскакал вверх по пади, на север. Через несколько минут поручик наметом взлетел на гору, а затем его поглотил лес. Я мало знал убежавшего офицера, но думаю, что ему — пусть даже не строевому офицеру — нелегко было решиться на тот шаг: ведь это равнялось самоубийству, являясь, может быть, самой мучительной формой такового. Весьма показательно, что трепет перед гневом барона сделался страшнее иной опасности.

На рассвете 8 августа дивизия подходила к большому поселку. Это был Верхний Нарын, то есть тот географический пункт, к которому стремился барон Унгерн, чтобы почувствовать, наконец, себя совершенно свободным от угрозы окружения. Верхний Нарын стоит на Джидинском тракте, в двух — трех десятках верст к северу от границы и достаточно далеко от реки Селенги, возле которой группировались главные силы красных. Дальше шли уже знакомые места. Через Нарын мы проходили дней десять тому назад в обратном направлении. Теперь противник находился позади и, таким образом, нам могли угрожать только арьергардные бои.

ГЛАВА XXVIII

.

Красные войска, двинутые от р. Селенги по Джидинскому тракту, опоздали к Нарыну на несколько часов. Они в тот же день догнали нас (пехота на подводах) и, выражаясь профессиональным языком — сели нам на хвост. Первый арьергардный бой барон вынужден был дать в 11 часов дня, в районе станицы, на покатом в строну противника склоне. Левый фланг полка упирался в скалистую сопку, а правый доходил до реки. Позиция представляла много выгод для оборонявшегося, потому что левый фланг был обеспечен от обхода, с фронта трудно было бы наступать по открытому склону, и только правый фланг вызывал опасения, в смысле обхода его по другому берегу реки.