Легендарный финал 1972 года. СССР и США

Но если почитать большой талмуд правил ФИБА, то там перечислены все протестовые моменты, и вот момента про переигрывание эпизода в нем нет: хоть десять раз переигрывайте, если были допущены ошибки – судейским столиком, судьей-секундометристом, судьей в поле. Введение мяча в игру – протестовый момент, а то, что переигрывали три раза, – нет.

Решения апелляционного жюри ждали полтора часа, если не дольше. Главой жюри являлся венгр Ференц Хепп, судья международной категории, который в тот момент уже по возрасту не мог судить в поле. Кроме него в жюри входило еще четыре человека. Эта пятерка сразу после матча начала заседание. Члены апелляционного жюри разбирали протест США до четырех утра – то есть два часа после окончания матча. Только после этого они сказали: нет, надо отдохнуть, мы переносим разбор протеста на 8:30 утра и будем его проводить в той гостинице, где жили все баскетбольные судьи.

Американцы к тому моменту зал уже покинули, уехав в олимпийскую деревню. Примерно в 4:15—4:20 и игрокам сборной СССР сказали: ребята, больше ждать нечего, отправляйтесь в деревню и отдыхайте. Сборная СССР после подачи протеста переоделась и отправилась в олимпийскую деревню. Было уже около половины четвертого утра – если назначат переигровку, все равно она состоится на следующий день. Без четверти четыре в раздевалку советской сборной зашел представитель Федерации баскетбола СССР Юрий Викторович Озеров и объявил, что американцы уехали. Тогда и наши переоделись и поехали в деревню.

Тут мне хочется рассказать историю, которую я слышал из уст Александра Болошева. По приезде в олимпийскую деревню в номере, где жили Болошев и Иван Дворный, был готов праздничный стол. Но ведь результата нет! И завтра – а точнее, уже сегодня, ведь уже половина шестого утра – возможна переигровка. Так что к горячительным напиткам и закускам никто не притронулся, тут уж не до банкета. Практически сразу все разошлись по своим номерам. Кто-то постирал форму, кто-то просто повесил ее сушиться. Одни сумели заснуть, другие нет – и все ждали решения. Его пришлось дожидаться до окончания завтрака.

Только когда примерно в 10 утра в столовой собралась практически вся команда (не подошли только Сергей Белов и Модестас Паулаускас), появился Башкин, на которого все молча и вопросительно посмотрели. Болошев потом с большим артистизмом пересказывал этот момент. Увидев устремленные на него взгляды, тренер решил пошутить. Он подходит к тем столикам, которые компактно занимают игроки сборной СССР, и заявляет: «Переигровка!» Вы представляете себе? И держит еще мхатовскую паузу. Лишь затем Башкин добавляет: «Через четыре года в Монреале». И стало понятно, что сборная СССР выиграла мюнхенскую Олимпиаду и получит золотые медали.

Трудно описать радость, но, говорят, что крики из столовой долетели до номера Паулаускаса и Белова – они услышали и прибежали.

Мне кажется, что исход финального матча и вся эта нервотрепка, которая после него продолжалась практически девять часов, просто оттянули момент триумфа. Потому что сборная СССР в Мюнхене была сильнее всех своих оппонентов. Только эта неловкость в виде потери Александра Белова повергла исход матча в такую неразбериху. Я много разговаривал с чиновниками ФИБА – с 1973-го по 1980 год. Я задавал свои вопросы, еще не зная, что стану журналистом, Уильяму Джонсу. Он неоднократно бывал у нас дома, дружил с папой. И он мне говорил, что если бы судьи матча Арабаджиян и Ригетто не растерялись и не потеряли нить управления, то, возможно, после штрафных Коллинза все было бы решено в течение первых трех секунд. И не было бы такого черного пятна на истории мужских баскетбольных турниров на Олимпиадах. Однако до последних дней своей жизни Джонс был уверен, что принятое им тогда решение о переигровке этих трех секунд и в первый раз, и во второй было абсолютно правильным и закономерным и отвечало не только духу игры, но и букве правил.

С 1981-го по 1986 год я работал в Будапеште, и мне довелось много раз встречаться с председателем апелляционного жюри Ференцем Хеппом в неформальной обстановке. Это очень строгий, очень своеобразный по характеру мужчина, который в свое время был одним из лучших баскетбольных арбитров, а потом стал одним из лучших председателей баскетбольных жюри до окончания карьеры.