Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

Для официального назначения на должность генерал М. В. Алексеев был приглашен в Петроград, где он должен был предстать перед членами Временного правительства и депутатами Государственной думы для того, чтобы получить указания в отношении дальнейших действий. Л. Г. Корнилову было поручено организовать его встречу, размещение и сопровождение.

Лавр Георгиевич встретил Михаила Васильевича на вокзале, где в соответствии с рангом прибывшего заранее были построены почетный караул и военный оркестр. Правда, с последним возникла неувязка. Обычно при встрече Верховного играли «Боже, царя храни». Теперь же никто толком не знал, что надлежит играть в таких случаях. Посоветовавшись накоротке, решили сыграть отрывок из оперы «Иван Сусанин».

Весь тот день Корнилов провел рядом с Алексеевым, и впервые получил возможность близко познакомиться с этим человеком. Интерес его к Михаилу Васильевичу был не случайный. В определенной степени командующий войсками Петроградского военного округа подчинялся Верховному главнокомандующему и напрямую зависел от него. Во-вторых, из распространявшиеся информации Корнилов достаточно многого знал о личности Алексеева, и в определенной степени даже видел в нем родственную душу. Два эти фактора были слишком важными для того, чтобы ими пренебрегать в столь смутное время.

По своему происхождению М. В. Алексеев как нельзя лучше отвечал тем требованиям, которые выдвигали демократы к высшим руководителям революционного общества. Он происходил из самых низов российского общества – был сыном солдата, который в результате многолетней службы получил офицерский чин. Сам Михаил Васильевич родился 3 (13) ноября 1857 года в одной из заброшенных деревень Тверской губернии. Но затем, как сын офицера, он смог закончить Тверскую классическую гимназию, Московское юнкерское пехотное училище и Николаевскую академию Генерального штаба.

По служебной линии Алексеев также прошел достаточно тернистый путь. Буквально сразу же после окончания юнкерского училища он попал на войну с турками, и за личную храбрость был удостоен первых боевых наград. В период русско-японской войны генерал-майор М. В. Алексеев уже был генерал-квартирмейстером 3-й Маньчжурской армии. Таким образом, он имел боевой опыт как на тактическом, так и на оперативном уровнях.

Послужной список Алексеева в мирное время также был достаточно внушительным. Он преподавал в Николаевском кавалерийском училище, был начальником штаба армейского корпуса, а с 1895 года – начальником одного из отделов Главного штаба. В последней должности, как отмечал один из его сослуживцев генерал Александр Сергеевич Лукомский, «он стал постоянным участником и ближайшим помощником генерала Ф. Ф. Палицына (в то время начальника Главного штаба) на всех полевых поездках… Отличаясь громадной работоспособностью, Алексеев являлся образцом, по которому старались равняться и другие участники полевых поездок». В это же время Михаил Васильевич параллельно преподавал в Николаевской академии Генерального штаба. С 1906 года в течение последующих пяти лет М. В. Алексеев вначале занимал должность обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, затем был назначен начальником штаба Киевского военного округа. Перед самой войной он был назначен командиром 13-го армейского корпуса.

Первая мировая война для немолодого уже М. В. Алексеева стала очередным трамплином для его служебного роста. В марте 1915 года, после ухода по болезни генерала Рузского, он ненадолго был назначен командующим Северо-Западным фронтом. А в августе того же года по личному указанию императора занял должность начальника штаба Верховного главнокомандующего. Позже о нем генерал Ю. Н. Данилов в своих мемуарах писал: «Генерал Алексеев – человек рассудительный, достаточно спокойный и вполне подготовленный… к широкой стратегической работе. Он пользовался в армии вполне заслуженной репутацией человека больших знаний и огромной личной трудоспособности. Происходя из скромной трудовой семьи, Михаил Васильевич проложил себе дорогу на верхи армии необыкновенной добросовестностью и неутомимой энергией. Его уважали и любили за простоту обращения и общую благожелательность…» Такого же мнения об Алексееве был и генерал Н. Н. Головин. Он отмечал, что «в армии популярность его распространялась главным образом на офицерские круги. Командный состав видел в нем наиболее знающего из всех русских генералов руководителя, а армейские офицеры – своего брата, вышедшего на высшие ступени иерархии исключительно благодаря личным заслугам».

Правда, многие офицеры, хорошо знавшие Алексеева по совместной службе, считали, что Михаил Васильевич не лишен и отдельных недостатков. Так, тот же Ю. Н. Данилов писал, что «если нужно говорить непременно о недостатках, присущих всякой человеческой природе, то в числе таковых я бы, прежде всего, отметил у генерала Алексеева недостаточное развитие волевых качеств… Внешность его также мало соответствовала высокому положению. Сутуловатый, с косым взглядом из-под очков, вправленных в простую металлическую оправу, с несколько нервной речью, в которой нередко слышны повторявшиеся слова, он производил впечатление скорее профессора, чем крупного военного и государственного деятеля… Его характеру не чужда была некоторая нетерпимость к чужим мнениям, недоверие к работе своих сотрудников и привычка окружать себя безмолвными помощниками. Наличие этих недостатков сказывалось у генерала Алексеева тем отчетливее, чем расширялась область его деятельности…».

Почти полтора года, являясь начальником штаба Ставки, генерал М. В. Алексеев тесно работал с императором, вступившим в должность Верховного главнокомандующего. Как дисциплинированный служака, он добросовестно выполнял свои обязанности, во всем помогая Николаю II управлять войсками. В то же время отношения между этими двумя людьми складывались не просто. Император всегда видел в Алексееве, не смотря на его высокую должность, своего верноподданного, обязанного беспрекословно выполнять указания свыше, не задумываясь об их эффективности. Алексеев же смотрел на Верховного главнокомандующего с точки зрения его умения ставить реальные цели и обеспечивать их достижение при наименьших потерях сил и средств. Поэтому того тесного единства, которое было столь необходимым в условиях ведения тяжелой войны, между этими людьми не было.

Корнилову был известен и один очень показательный эпизод, который произошел между Алексеевым и императрицей и который еще больше испортил отношения между Верховным главнокомандующим и его начальником штаба. Так, однажды летом 1916 года, во время очередного приезда императрицы в Ставку Верховного главнокомандующего В Могилев, после официального обеда императрица взяла под руку Алексеева и, гуляя с ним по саду, завела разговор о Распутине. К тому времени уже было известно о разногласиях между «старцем» и генералом. Поэтому императрица, несколько волнуясь, начала горячо убеждать Михаила Васильевича, что он не прав в своих отношениях к Распутину, что «старец – чудный и святой человек», что он горячо и безвозмездно привязан к их семье, а главное, что его посещение Ставки «принесет ей военное счастье».

Алексеев, терпеливо выслушав ее монолог, сухо ответил, что для него этот вопрос – давно решенный. И что, если Распутин появится в Ставке, он немедленно оставит пост начальника штаба.

– Это ваше окончательное решение? – переспросила императрица.

– Да, несомненно! – ответил генерал.

Императрица резко оборвала разговор и ушла, не простившись с Алексеевым.

Этот разговор, по признанию самого Михаила Васильевича, привел к ухудшению отношения к нему государя. По мнению современников, «отношения эти, по внешним проявлениям не оставлявшие желать ничего лучшего, не носили характера ни интимной близости, ни дружбы, ни даже исключительного доверия… Но в вопросах управления армией государь всецело доверялся Алексееву».

Таким образом, по ряду свидетельств компетентных современников, являясь начальником штаба Ставки, Алексеев, по сути, осуществлял оперативное управление войсками, производил планирование операций и уже готовые решения и директивы предлагал императору на утверждение. А так как Верховный с готовностью принимал такую помощь своего начальника штаба, то весьма скоро Михаил Васильевич стал напрямую работать с командующими фронтами и армиями, принимая многие решения самостоятельно.

В то же время о недовольстве Алексеева действиями Николая II как Верховного главнокомандующего стало известно лидерам оппозиции, которая сложилась в Государственной думе к концу 1916 года. В то время лидеры оппозиции лихорадочно искали поддержки среди военных. В Могилев под различными предлогами зачастили Гучков, Коновалов, Демидов и другие, где они непременно имели встречи с Алексеевым. Все это, в конечном счете, породило слухи о заговоре против Николая II и причастности к нему начальника штаба Верховного. Безусловно, что Корнилов, который в то время был слишком незначительной фигурой на арене борьбы за власть, ничего не знал ни о разногласиях между императором и Алексеевым, ни об интригах оппозиции.

Но, по всей видимости, заговор все же был. Так, военный корреспондент при Ставке Верховного главнокомандующего М. К. Лемке, весьма неплохо информированный о происходящих там событиях, писал в одном из своих писем: «Очевидно, что-то зреет… Недаром есть такие приезжающие, о целях появления которых ничего не удается узнать, а часто даже и фамилию не установишь, имею основание думать, что Алексеев долго не выдержит своей роли… По некоторым обмолвкам Пустовойтенко (генерал-крартирмейстер штаба Ставки. – Авт. ) видно, что между Гучковым, Коноваловым, Крымовым и Алексеевым зреет какая-то конспирация, какой-то заговор, которому не чужд еще кто-то».

О зреющем тогда заговоре пишет в своих мемуарах и А. Ф. Керенский. «Он намечался на 13 или 10 ноября. Его разработали князь Львов и генерал Алексеев. Они пришли к твердому выводу, что необходимо покончить с влиянием царицы на государя, положив тем самым конец давлению, которое через нее оказывала на царя клика Распутина. В заранее намеченное ими время Алексеев и Львов надеялись убедить царя отослать императрицу в Крым или в Англию…

Всю эту историю, – отмечает Керенский, – рассказал мне мой друг В. Вырубов, родственник и сподвижник Львова, который в начале ноября посетил Алексеева, чтобы утвердить дату проведения операции. Генерал Алексеев, которого я тоже хорошо знал, был человек очень осторожный, в чем я и сам убедился позднее. Не произнося ни слова, он встал из-за стола, подошел к висевшему на стене календарю и стал отрывать один листок за другим, пока не дошел до 16 ноября».

Таким образом, не приходится сомневаться, что в конце 1916 года существовал заговор против Николая II и что генерал Алексеев если не был в числе активных заговорщиков, то хорошо знал об их планах. То, что он в корне не пресек заговор, а также все последующие действия Михаила Васильевича в конце февраля – начале марта 1917 года, свидетельствует о роли и месте этого человека в подготовке и осуществлении Февральской революции.

Когда генерал М. В. Алексеев вступил в должность Верховного главнокомандующего, для него настало время решать другие задачи – укрепление новой власти и успешное завершение войны. При этом Временное правительство и новый Верховный понимали, что воспитанное многими поколениями промонархическое сознание высшего офицерства переломить будет не просто. Поэтому в качестве первоочередной меры предусматривалась замена некоторых командующих фронтами и армиями.

19 марта военный министр Временного правительства А. И. Гучков прислал Михаилу Васильевичу письмо, в котором указывалось, что одной из серьезных причин военных неудач «являлась также неподготовленность высшего командного состава армии», при подборе которого «не только не искали, но боялись людей с большими дарованиями, сильным характером, твердой волей и крепкими убеждениями. Совершенно естественно, что такое пренебрежение к моральной стороне дела должно было привести страну к тяжкому кризису, а, может быть, и к катастрофе», – делал вывод военный министр.

Чтобы исправить сложившееся положение, Гучков предлагал «установить отныне в отношении действующей армии один непреложный принцип: представление самого свободного и широкого движения всем даровитым офицерам, мало стесняясь со старшинством и совершенно не считаясь с другими, посторонними делу соображениями. Лишь люди, исполненные истинного патриотизма, одаренные крупными талантами, люди с сильным характером должны иметь доступ к тем ответственным постам, от которых зависит судьба армии и страны, – предупреждал Александр Иванович.

В качестве первой неотложной меры военный министр предлагал немедленно начать «обновление» высшего командного состава армии. «Такая мера, проведенная быстро и беспощадно, вызовет в войсках доверие к своим вождям, а в стране укрепит доверие к армии и веру в победу» – утверждал он.

По всему видно, что Алексеев полностью разделял мнение Гучкова. Так, вслед за первым в тот же день в Ставке было получено второе письмо от военного министра, адресованное лично Михаилу Васильевичу. В нем он писал: «На основании оценок, сделанных мною по согласованию с Вами… из состава главнокомандующих фронтами должен быть удален главнокомандующий Западным фронтом генерал от инфантерии Эверт, о чем я с Вами говорил в первый же день моего вступления в управление Военным министерством.

Из состава командующих армиями должны быть удалены командующие: 1-й армией генерал от кавалерии Литвинов, 3-й армией генерал от инфантерии Леш, 10-й армией генерал от инфантерии Горбатовский, 11-й армией генерал от инфантерии Баландин, помощник главнокомандующего Румынским фронтом генерал от кавалерии Сахаров». Далее следовал весьма объемный список подлежащих замене. В него вошли 3 начальника штаба фронтов, 8 начальников штабов армий и 24 командира корпуса. В результате такой «чистки» действующая армия должна была лишиться в короткое время около половины высшего командного состава. На вакантные должности были предложены военачальники, оказавшиеся лояльными к Временному правительству в период Февральской революции.