Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

30 марта генерал Корнилов собрал военный совет – впервые после Ольгинской. На этот шаг его побудило не столько желание выслушать мнения начальников относительно плана военных действий, сколько надежда вселить в них убеждение в необходимости решительного штурма Екатеринодара. В тесной комнатке Корнилова собрались генералы Алексеев, Романовский, Марков, Богаевский, Деникин, кубанский атаман полковник Филимонов. В ходе обмена мнениями выяснилось, что армия уже потеряла около тысячи убитыми и ранеными. Части перемешаны, до крайности утомлены физически и морально. Офицерский полк еще сохранился. Кубанский стрелковый сильно потрепан, из Партизанского полка осталось не более трехсот штыков. Еще меньше осталось людей в Корниловском полку, в командование которым вступил полковник Кутепов. Часть казаков расходилась по станицам. Снарядов и патронов мало. Число раненых в лазарете перевалило за полторы тысячи человек.

Настроение участников совещания было подавленным. Подводя итоги, Корнилов глухим голосом, но резко и отчетливо заявил, что, несмотря на тяжелое положение, не видит другого выхода, как на рассвете атаковать Екатеринодар. Спросил мнение присутствующих. Все генералы, кроме Алексеева, не поддержали командующего. Наступило тяжелое молчание. Его прервал Алексеев, предложив отложить штурм на сутки, которые позволили бы войскам несколько отдохнуть и произвести перегруппировку. Была еще надежда получить пополнение от станичников. Такое решение, конечно же, не сулило существенных выгод. Отдаляя решительный час, оно лишь несколько ослабляло психологическую напряженность.

Корнилов вынужден был согласиться штурмовать Екатеринодар на рассвете 1 апреля. Участники совета разошлись мрачные. Люди, близкие к Маркову, рассказывали потом, что, вернувшись в свой штаб, он сказал: «Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Если и не возьмем этот город, то погибнем с честью».

Вечером Корнилов вызвал генерала Казановича. Разговор был прямой.

– Думаю повторить атаку города всеми силами, – сказал Лавр Георгиевич. – Ваш полк будет у меня в резерве. Я двину его в решительную минуту. Что вы на это скажете?

Казанович несколько уклончиво ответил, что он уверен в успехе атаки, если Корнилов лично будет руководить ею…

Наступило 31 марта. В восьмом часу утра генерал Корнилов находился в своей комнате. В тот момент, когда в дверях появился адъютант подпоручик Долинский, раздался взрыв артиллерийского снаряда. Этот снаряд, пробивший стену мазанки возле окна, ударился об пол под столом, за которым сидел командующий. Силой взрыва Корнилова подбросило кверху и ударило о печку, адъютанта отшвырнуло в сторону.

Через несколько мгновений в комнату вбежал находившийся неподалеку генерал Казанович. Комната была наполнена дымом. На полу лежал генерал Корнилов, покрытый обломками штукатурки и пылью. Он еще дышал. Кровь сочилась из небольшой ранки в виске и текла из пробитого правого бедра.

Л. Г. Корнилов на смертном одре.

Несколько офицеров, положив генерала на носилки, принесли Лавра Георгиевича в комнату заместителя командующего армией генерала А. И. Деникина. Лавр Георгиевич лежал на носилках неподвижно. Дыхание становилось все тише, тише, пока окончательно не угасло. Сдерживая рыдания, Антон Иванович приник к холодеющей руке почившего. Позже А. И. Деникин вспоминал: «Скрыть смерть командующего Добровольческой армии от личного состава до вечера не удалось. Узнав, люди плакали навзрыд, словно вместе с ним умерла сама идея борьбы, вера в победу, Надежда на спасение. В сердца добровольцев начали закрадываться страх и мучительное сомнение».

Вскоре по частям Добровольческой армии был зачитан приказ. Он гласил: «Неприятельским снарядом, попавшим в штаб армии, в 7 часов 30 минут 31 сего марта убит генерал Корнилов. Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести ее позора. Все дела покойного свидетельствуют, с какой непоколебимой настойчивостью, энергией и верой в успех дела отдался он на служение Родине…»

У могилы Л. Г. Корнилова.

После гибели Л. Г. Корнилова в командование Добровольческой армией вступил генерал Деникин. При ее отступлении из-под Екатеринодара Л. Г. Корнилов и М. О. Неженцев были похоронены в ночь на 2 апреля на пустыре за немецкой колонией Гначбау (пятьдесят верст севернее Екатеринодара). В похоронах участвовало лишь несколько человек, близких к Лавру Георгиевичу. На месте захоронения не было оставлено ни могильных холмиков, ни крестов. Карты местности с обозначением могил были розданы участникам погребения. Утром красные заняли колонию. Место захоронения было обнаружено, трупы вырыты, отвезены в Екатеринодар и сожжены, а пепел развеян за городом.