Читаем Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия» полностью

12 февраля 1918 г. в станице Ольгинской состоялось собрание шедших с Добровольческой армией газетных репортеров во главе с Краснушкиным (Виктором Севским). Они просили Верховного уделить им несколько минут и ответить на ряд вопросов. Их интересовала жизнь «Батьки» в Быхове и его бегство с текинцами из Быхова на Дон, но Верховный, обратившись ко мне, сказал:

– Хан, пожалуйста, расскажите им все, о чем они вас спросят! Вот, господа, вам Хан, мой близкий человек; он был со мной в Быхове и бежал вместе, перенеся всю тяжесть жизни в Быхове и похода. Он знает мою жизнь в этот период и может рассказать о ней так же, как я сам, а меня, господа, извините – я занят!

Верховный пошел в столовую, где ожидали его генералы Деникин, Алексеев, атаман Попов, Сидорин, Романовский и другие. Должно было состояться совещание относительно совместной работы против общего врага. Так что я остался с газетными репортерами.

Во время интервью ко мне подошел один полковник… Он сказал, что командовал полком на Австрийском фронте. Его полк как раз входил в ту дивизию, которой командовал генерал Корнилов перед самым его пленением. Этот полковник преподнес генералу Корнилову палку в память «Орлиного Гнезда», как называли тот пункт, который героически защищала корниловская дивизия. Подаренная Корнилову полковником палка была дубовая, со слегка согнутой рукояткой. На изгибе палки были вырезаны ножом слова: «Орлиное Гнездо. 29 апреля 1915 г.». Она неизменно сопровождала «Батьку» во всех перипетиях его бурной военной жизни и исчезла среди обломков и мусора в день его смерти от большевисткого снаряда на ферме под Екатеринодаром.

Этот же самый полковник попросил меня доложить Верховному, чтобы он имел свой значок Главнокомандующего, чтобы все войсковые части легко могли найти его местонахождение. При этом полковник сказал, что уже обращался с этой идеей к генералу Романовскому, но тот грубо оборвал его, говоря: «Полковник, у нас сейчас более важные дела, чем какой-то значок!»

Я согрел старика своим ласковым вниманием, подбодрил его, обещав при первой же возможности доложить его идею Верховному.

Около 6 часов вечера генерал Корнилов закончил совещание. Поговорив и пошутив с репортерами, он вышел на крыльцо. Я последовал за ним. В это время он обратился к атаману Попову, собиравшимся садиться на лошадь, чтобы ехать к своим казакам, а полковник Сидорин уже сидел на лошади.

– Значит, вы меня известите о решении ваших казаков? Пожалуйста, поторопитесь! – сказал Верховный.

– Слушаюсь, Ваше Превосходительство! – ответил генерал Попов и в сопровождении 20 казаков скрылся в ночной темноте.

Увидев меня возле себя, «Батька» спросил:

– Ну как, небось жарковато стало вам с этими господами? А что главным образом их заинтересовало?

Ответив на его вопрос и улучив момент, я изложил ему идею полковника.

Корнилов задумался.

– М-м-м… значок! Зачем? Пожалуй, лучше трехцветный национальный флаг! – сказал он как бы сам себе, глядя в зимнее небо.

Я молча, терпеливо ждал ответа. Не говоря ни слова, повернувшись спиной к адъютанту, Корнилов, по своей всегдашней привычке, заложив обе руки в карман брюк, вошел в свою комнату.

Было время ужина. Верховный, войдя в столовую и подойдя к столу, отломил кусок черного хлеба и поднес ко рту. При скудном свете керосиновой лампы, с блестящими, черными, как уголь, глазами на желтом усталом лице он обратился ко мне: – Пожалуйста, Хан, купите материал, пусть сошьют нам трехцветный флаг. Это хорошая идея! Кто этот полковник? В какой части он состоит? Разузнайте, пожалуйста, Хан!

Было куплено 9 аршин материала. Вместе с хозяином лавки, в которой купил все необходимое для флага, я возвратился к генералу Эльснеру, который рассчитался с купцом-казаком и обещал назавтра доставить Верховному готовый флаг. Действительно, на другой день трехцветный бело-сине-красный русский флаг, с вышитым на нем словом ОТЕЧЕСТВО, был уже в руках Верховного, который, стоя на крыльце дома и держа флаг в руках, любовался им.

При виде меня он обратился ко мне со словами:

– Хан, пожалуйста, передайте этот флаг конвою!

Получив флаг из рук Верховного, я вручил его начальнику конвоя Главнокомандующего полковнику Григорьеву, а тот, в свою очередь, – туркмену-знаменосцу, который неизменно носил этот флаг до 9 часов утра рокового дня 31 марта 1918 года.

Когда Верховный посылал нас в атаку, то флаг оставался около него воткнутым в землю. В других случаях его держал в руках туркмен-текинец, находившийся подле Верховного. Во всех боях под этим флагом, рядом с Корниловым, всегда оставались генерал Романовский, полковник Трухачев, Патронов, Говоров, Долинский и другие.

Как только Верховный занимал свою позицию на передовой линии, так сыпались пули, направленные большевиками на этот флаг. Любили большевики пальнуть по эмблеме Великой России! Несмотря на это кощунство, флаг гордо, красиво, высоко развевался над головой Пророка, а его верующие ученики с гордостью умирали за этот флаг и за своего Пророка…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное