Читаем Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия» полностью

Так что эта святая идея и сам флаг родились в станице Ольгинской 13 февраля 1918 г., но автора этой идеи так и не смогли найти – он как в воду канул! Загадкой навсегда остались его фамилия, имя и отчество – хотя сам Верховный должен был знать его по имени, когда тот преподносил ему палку в память об обороне «Орлиного Гнезда»!

После гибели Верховного в 9 часов утра 31 марта 1918 года мы увезли его тело из разрушенной снарядом хаты, оставив флаг у генерала Деникина. Дальнейшая его судьба осталась неизвестной.

4) Что сталось с его конем Буланом?

Это была кобыла, которую Верховный назвал Буланом из-за ее золотисто-гнедой масти. Она была поймана корниловцами на поле сражения на австрийском фронте. Она принадлежала австрийскому офицеру.

13 февраля 1918 года в 10 часов утра, когда я, возвратившись из конвойной команды, куда ходил вручать флаг, молодой унтер-офицер Корниловского полка Дронов попросил доложить Верховному о его прибытии.

– Меня хочет видеть солдат Корниловского полка? – удивленно спросил Верховный, и вышел на крыльцо.

– Ваше Высокопревосходительство! Вам от полка! – отчеканил бравый унтер Дронов, подводя «Батьке» нервную, красивую, высокую и статную кобылу.

Верховный, как всякий природный казак, всосавший любовь к лошадям буквально с молоком матери, так и впился глазами в красавицу-кобылу. Приласкав ее, он поспешил изъявить свою благодарность подошедшему полковнику Неженцеву. С тех пор унтер-офицер Дронов оставался вестовым Верховного до его последней минуты.

В Елизаветинской станице, после того, как мы уложили в гроб тело Корнилова и поставили на стол, я сдал кобылу в обоз Корниловского полка. Седло, на котором ездил Верховный, было австрийского военного типа.

В середине апреля 1918 года я увидел в станице Мечетинской какого-то кубанского казака на крайне исхудавшей кобыле, в которой сразу же узнал Булана. Оказалось, что ее продал этому кубанцу кто-то из обозников-корниловцев. Узнав об этом, новый Главнокомандующий генерал Деникин приказал разыскать и выкупить. Но подробностей я не знаю, так как уехал в Новочеркасск.

5) Носил ли он оружие?

Из оружия Верховный всегда носил при себе заряженный семизарядный маузер малого размера, но никто из участников 1-го Кубанского похода не помнит, чтобы «Батька» пускал его в ход. Но, несмотря на то что он ни в кого не стрелял из своего маузера, Корнилов всегда держал пистолет заряженным, вместе с черными, без верхней крышки, часами марки «Павел Буре», коробкой спичек, свечой, записной книжкой и карандашом. Ночью, когда ложился спать, они лежали на стуле или табурете возле его головы, а днем – на столе, за которым работал.

6) Курил ли он? Пил? Что любил из кушаний и напитков?


Дроздовский у захваченного танка.


Верховный не курил, любил в походе выпить только одну рюмку водки перед обедом. Но это удовольствие не всегда имел. Когда я доставал ему бутылку водки, то он оставался очень доволен и советовал мне спрятать ее от жадных глаз любителей выпить. Верховный ел медленно и не был требователен к еде.

7) Расскажите историю бурки Верховного.

Эту бурку в день соединения Добровольческой армии с Кубанским отрядом в ауле Шенджий преподнес мне ротмистр князь Султан-Гирей Клыч (будущий генерал соратник белых казачьих атаманов П. Н. Краснова, А. Г. Шкуро и Гельмута фон Паннвица во время Великой Отечественной войны и казненный вместе с ними в Москве в 1947 году. – Авт.), а я Верховному. Он эту бурку не носил, а употреблял в походе как одеяло, а иногда клал на служившую ему постелью охапку соломы как тюфяк. В день гибели Корнилова эта бурка лежала на кровати, и часть ее свисала с кровати, доходя до самого пола. Граната пробила стену дома и прошла через бурку, прежде чем убить Верховного.

8) Что сталось со всей одеждой генерала Корнилова? У многих добровольцев хранились кусочки его одежды.

Тело Верховного привезли в станицу Елизаветинскую, его внесли в первую попавшуюся хату и стали готовить к погребению. Через полчаса была приготовлена теплая вода. Мы (я, казачка-хозяйка дома и сестра милосердия – жена ротмистра Натанзона, также являвшегося адъютантом Корнилова. – Авт.) положили тело в цинковую ванну и стали обмывать теплой водой. Обмывать Верховного пришлось трижды, так как из тела продолжала сочиться кровь, которую никак не удавалось остановить. Обмыв, наконец, тело Корнилова, его переодели в чистое и положили на стол в углу хаты, поставив часовыми туркмен-текинцев с саблями наголо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное