Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

Впереди, протаптывая дорогу в глубоком снегу, двигался Георгиевский полк, в строю которого оставалось всего 120 человек. Следом пешком, опираясь на палку, шел генерал Алексеев, рядом с ним шли генералы Корнилов, Деникин, Романовский, Марков и другие, а также люди, одетые в штатское платье. Видимо, из политического отдела армии. Видя это, Кириенко взял из обоза экипаж, захваченный его людьми в бою, и предложил его Алексееву. Тот с благодарностью принял это предложение, и дальше ехал уже в экипаже.

На следующий день, перейдя Дон по тонкому льду, Добровольческая армия вошла в станицу Ольгинская. 12 февраля в Ольгинской была назначена дневка. Только тут стало известно, что генерал Корнилов решил вывести армию из того тяжелого положения, в котором она оказалась в Ростове, осажденном красными со всех сторон. Но четкого плана операции у него не было. Почему-то многие считали, что поход совершается для того, чтобы соединиться с вышедшими из Новочеркасска казаками. «Тут будет уместно сказать, – пишет Кириенко, – что Корнилов не пользовался ни доверием, ни любовью большинства добровольцев, первыми явившихся на Дон, кроме разве только его любимого ударного корниловского полка… Не был он, Корнилов, популярен уже потому, что был в самом начале бунта правой рукой Керенского, был назначен им, по особому к нему доверию, командующим Петроградским военным округом, ему было поручено новым революционным правительством арестовать императорскую семью, что он и выполнил охотно и очень грубо, окружив арестованных разнузданной солдатчиной.

Формирование генералом Корниловым каких-то новых ударных батальонов, предназначенных для защиты революции, тоже не могло способствовать его популярности. Эти революционные формирования должны были служить примером, как говорилось в приказе генерала Корнилова, старым доблестным и покрытым славой полкам императорской армии?!

Окончательно разочаровавшись в наших «вождях», я понял, что генерал Корнилов ведет нас не на соединение с уходящими из Новочеркасска казачьими частями, а на Кубань, в то время кишевшую большевиками.

Генерал Корнилов приказал собраться к нему всем начальникам отдельных частей и ячеек. Собралось больше 30 человек начальников различных отрядов. Было тут все, до начальников каких-то «зеленого дьявола», «черной руки» и «лисьих хвостов», и тут раздалось в первый раз единственно разумное слово генерала Корнилова, что так воевать нельзя и необходимо, для удобства командования и действий в бою, объединить все в два полка. Поэтому он приказал всем маленьким отрядам и ячейкам немедленно явиться в распоряжение генерала Маркова, которого он назначает командиром этого 1-го полка. Остаткам моего 1-го Георгиевского полка войти в Кониловский ударный полк, составив его 3-й батальон. Туда же явиться и сформированному из ростовских студентов отряду, составив четвертый батальон Корниловского полка, командиром которого генерал Корнилов, конечно, назначил своего любимца капитана Неженцева».

Далее И. К. Кириенко жалуется на те трудности, которые пришлось испытать его подчиненным в составе новой части. Он пишет: «Генерал Корнилов, вопреки необходимости и здравому смыслу, повел свою армию, т. е. горсточку русских офицеров, юнкеров и мальчиков-кадет через бушующую как море Кубань к ее столице Екатеринодару. Вел он бедных офицеров большими переходами, по открытым степям, не считаясь ни с силами, ни с жизнями своих подчиненных, к чуждому им Екатеринодару, не давшему никаких решительно стратегических выгод для армии. Генерал Корнилов преследовал какую-то свою, одному ему известную, цель и пусть на память его одного и ляжет ответственность за напрасно погубленные молодые жизни лучших русских людей. 14 февраля 1918 года в станице Хомутовской к нам присоединились ушедшие из Новочеркасска пять сестер милосердия…»

«С тяжелыми, ненужными боями мы шли по Кубанской области. Почти каждую станицу брали с боя, количество раненых возрастало быстро. Обоз с ранеными тянулся на несколько верст, впереди обоза, справа, слева и с тыла шли боевые части, которым приходилось утопать в размокшем черноземе и изморенным до предела, с боем занимать станицы для ночлега.

Генерал Корнилов не жалел достойнейших и честнейших людей, людей, не примирившихся с бесчестием Отечества; он упрямо и упорно вел крошечную армию, постепенно превращающуюся в санитарный обоз, по большим дорогам и чуть не каждый день с боем и кровавыми потерями занимал станицы для ночлега. Его военный «гений» не мог додуматься посадить армию на подводы, идти боковыми дорогами, обходить станицы и ночевать на подводах… Но надо быть справедливым и поставить генералу Корнилову в заслугу, что в походе он не бросил ни одного раненого, тогда как генералы Алексеев и Деникин, после поражения у Екатеринодара, в станице Новоелизаветинской, бросили на гибель всех раненых… Нам приходилось все тяжелее и тяжелее. Пополнения из казаков стекалось очень мало и неравенство сил с окружающими нас массами красных с каждым днем, с каждым боем возрастало.