Читаем Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия» полностью

Неоднократно проходившие через станцию Быхов солдатские эшелоны не раз проявляли намерение расправиться с арестованными. Были случаи высадки и движения их в город. Впрочем, такие неорганизованные попытки быстро ликвидировались польскими частями, расквартированными в городе. Командир польского корпуса генерал Довбор-Мусницкий, считая свои войска на положении иностранных, отдал распоряжение начальнику дивизии – не вмешиваться во «внутренние русские дела» и в распоряжения Ставки. В то же время он приказал не допускать насилия над арестованными и защищать их, при необходимости не стесняясь вступать в бой. И действительно, два-три раза, ввиду выступления проходивших эшелонное, поляки выставляли сильные дежурные части с пулеметами, а начальник дивизии и командир бригады приходили к Корнилову договариваться относительно порядка обороны. Правда, позже, уже в дни октябрьского выступления большевиков, польский гарнизон получил распоряжение об уходе из Быхова, и начальник польской дивизии прибыл в тюрьму к Корнилову и доложил ему об этом.

Таким образом, угроза самосуда все время висела над Быховцами. Различные советские комиссары, а вслед за ним вся левая печать нередко и в весьма строгой форме требовала перевода узников из Быхова и применения к ним каторжного или, по крайней мере, арестантского режима.

Переведенный в Ставку перешедший на службу большевиков генерал М. Д. Бонч-Бруевич, назначенный начальником могилевского гарнизона, на первом же заседании местного совета солдатских и рабочих депутатов сказал зажигательную речь, потребовав удаления текинцев и перевода быховских узников в могилевскую тюрьму. Но Бонч-Бруевич был достаточно известной личностью. Во время революции 1905–1907 годов в печати появился ряд его статей, изданных потом отдельным сборником, в которых он, наряду с проявлением крайних правых воззрений, призывал к бессудному истреблению мятежных элементов. Эту-то книжку Бонч-Бруевича быховцы отыскали и послали могилевскому совету с надписью, приблизительно такого содержания: «Дорогому могилевскому совету от преданного автора». После этого Бонч-Бруевич притих.

Принимались и другие меры воздействия на текинцев с целью удалить их из Быхова. Так, в частности, пришло письмо о том, что Закаспийскую область постиг полный неурожай, и семьям текинцев угрожает небывалый голод, что не соответствовало действительности.

С падением Временного правительства юридическое положение быховцев становилось совершенно неопределенным. Обвинение в покушении на свержение теперь уже не существующего строя принимало совершенно нелепый характер. Но генералы решили без крайней необходимости не оставлять стен Быховской тюрьмы.

Вместе с тем генерал Корнилов приказал Текинскому полку, охранявшему узников, готовиться к походу.


Быхов в начале XX в.


Побег из Быховской тюрьмы не представлял особых затруднений, но он был недопустим по политическим и моральным причинам. Узники считали себя перед страной, народом и армией если не юридически, то морально правыми. Они хотели и ждали суда, желая полной реабилитации, но отнюдь не «амнистии». И когда в начале октября им сообщили, что Керенский заявил, что суда не будет вовсе, это их сильно расстроило.

Побег допускался только в случае окончательного падения власти или перспективы неминуемого самосуда. На этот случай Корнилов и его товарищи обдумывали и обсуждали соответствующий план. В конечном счете были заготовлены револьверы, несколько весьма примитивных фальшивых документов, штатское платье и записаны три-четыре конспиративных адреса.

Вскоре после Октябрьского переворота ряды быховских узников сильно поредели. 27 октября председатель Чрезвычайной комиссии Шабловский своим приказом освободил многих арестованных. К середине ноября в быховской гимназии под арестом оставалось всего лишь пять человек: Корнилов, Лукомский, Романовский, Деникин и Марков.


Здание быховской женской гимназии, где содержались под арестом Л. Г. Корнилов и другие.


Утром 19 ноября в тюрьму прибыл полковник генерального штаба Кусонский и информировал генерала Корнилова о том, что через четыре часа Крыленко приедет в Могилев, который будет сдан Ставкой без боя.

– Генерал Духонин приказал доложить вам, что всем заключенным необходимо тотчас же покинуть Быхов…

Генерал Корнилов пригласил коменданта подполковника Текинского полка Эргардта и отдал приказ немедленно освободить всех арестованных и изготовиться к выступлению. Первыми из ворот тюрьмы, сердечно простившись с Корниловым, вышли генералы Лукомский, Марков, Романовский и Деникин. На квартире коменданта они переоделись и, изменив свой облик, поодиночке различными путями направились в Новочеркасск.

О самом побеге А. И. Деникин пишет:


Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное