Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

А также ряд мелких частей, как то: «морская рота» (командир капитан 2-го ранга Потемкин), инженерная рота, чехословацкий инженерный батальон, дивизион смерти Кавказской дивизии (командир полковник Ширяев) и несколько партизанских отрядов, называвшихся по именам своих начальников. Правда, все эти полки, батальоны, дивизионы были, по существу, только кадрами, и общая боевая численность всей армии вряд ли превосходила 3–4 тысячи человек, временами, в период тяжелых ростовских боев, падая до совершенно ничтожных размеров.

Спешно комплектовались обозы. Лошади покупались у казаков с большим трудом и за баснословную цену. Крестьяне уклонялись от продажи хлеба, скота, фуража и других продуктов за бумажные деньги, предпочитая натуральный обмен на промышленные товары. В кассе же у генерала Алексеева имелось лишь шесть миллионов кредитными билетами и казначейскими обязательствами. Этих средств было явно недостаточно для содержания Добровольческой армии. Можно было в интересах ее обеспечения применить реквизицию, но Лавр Георгиевич, чтобы сохранить казачество как опору в будущем, делать это запрет ил.

Памятный знак «За ледовый поход».

Покинув Ростов, вышли на дорогу в Аксайскую станицу. Невдалеке от станицы встречает квартирьер:

– Казаки «держат нейтралитет» и отказываются дать ночлег войскам, – докладывает он. Корнилов нервничает.

– Иван Павлович, поезжайте, поговорите с этими дураками. Не стоит начинать поход «усмирением» казачьей станицы.

На переговоры поехал Романовский. Начались долгие утомительные разговоры сначала со станичным атаманом, растерянным и робким человеком, потом с казаками. Звучали тупые, наглые и бестолковые речи. Только после полуторачасовых переговоров аксайцы согласились впустить Корниловские войска в станицу с тем, что на следующее утро они уйдут, не доводя до боя у станицы. Деникин, который также присутствовал на этих переговорах, считает, что решающую роль в них сыграл офицер-ординарец, который отвел в сторону наиболее строптивого казака и потихоньку сказал ему:

– Вы решайте поскорее, а то сейчас подойдет Корнилов – он шутить не любит. Всех вас повесит, а станицу спалит.

Утомленные переживаниями дня и ночным походом добровольцы быстро разбрелись по станице, чтобы хоть немного отдохнуть. На следующий день у Аксая – переправа через Дон по льду.

Как и планировалось, переправу начали на следующий день. Оставили в Аксайской арьергард для прикрытия Добровольческой армии с тыла и до окончания разгрузки вагонов с запасами, которые удалось вывезти из Ростова. Переправились благополучно. «По бесконечному, гладкому снежному полю вилась длинная темная человеческая лента, пестрая, словно цыганский табор, – пишет А. И. Деникин. – Ехали повозки, груженые наспех и ценными запасами, и всяким хламом; плелись какие-то штатские люди; женщины – в городских костюмах и в легкой обуви вязли в снегу. А вперемежку шли небольшие, словно случайно затерянные среди «табора» войсковые колонны – все, что осталось от великой некогда русской армии… Шли мерно, стройно.

Как они одеты! Офицерские шинели, штатские пальто, гимназические фуражки; в сапогах, валенках, опорках… Ничего – под нищенским покровом живая душа. В этом – все».

Остановились в станице Ольгинской, где уже ночевал отряд генерала Маркова, пробившийся туда мимо Батайска левым берегом Дона. Корнилов приступил к реорганизации Добровольческой, армии, насчитывавшей всего около четырех тысяч бойцов, путем сведения многих мелких частей в более крупные формирования.

Сведение частей вызвало много обиженных в самолюбии смещенных начальников и на этой почве некоторое неудовольствие в частях. По этому поводу приглашает А. И. Деникина к себе генерал М. В. Алексеев и взволнованно говорит:

– Я не ручаюсь, что сегодня не произойдет бой между юнкерами и студентами. Юнкера считают их «социалистами»… Как можно было сливать такие несхожие по характеру части?

У генерала Маркова в связи с объединением также были некоторые трения. Но он быстро с ними справился и «с первых же дней взял в руки свой полк».

– Не много же вас здесь – обратился он к собравшимся в первый раз офицерским батальонам. – По правде говоря, из трехсоттысячного офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь. Я глубоко убежден, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела.

Не спрашивайте меня, куда и зачем мы идем, а то все равно скажу, что идем к черту за синей птицей. Теперь скажу только, что приказом командующего армией, имя которого хорошо известно всей России, я назначен командиром 1-го Офицерского полка, который сводится из ваших трех батальонов и из роты моряков, хорошо известной нам по боям под Батайском.

Командиры батальонов переходят на положение ротных командиров. Но и тут, господа, не огорчайтесь, ведь и сам я с должности начальника штаба фронта фактически перешел на должность командира батальона».