Читаем Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия» полностью

Но были и противники. В частности, выступивший генерал Лукомский обратил внимание на то, что при отряде более двухсот раненых чрезмерно большой обоз. «При наступлении на Екатеринодар, – подчеркнул он, – нужно будет два раза переходить железную дорогу. Большевики, будучи осведомлены о движении отряда, преградят там ему путь и подведут к месту боя бронированные поезда. Трудно будет спасти раненых, которых будет, конечно, много. Начинающаяся распутица, при условии, что половина обоза на полозьях, затруднит движение. Заменить выбивающихся из сил лошадей другими будет трудно». Он поддержал предложение походного атамана войска Донского: перейти в район зимовников и здесь, прикрываясь с севера Доном, находясь в удалении от железной дороги, пополнить обоз, переменить конский состав и несколько отдохнуть.

Возразил генерал Корнилов. «При таком решении, – подчеркнул Лавр Георгиевич, – невозможно будет продолжение начатой работы. В зимовниках армия будет скоро сжата, с одной стороны, распустившимся Доном, а с другой железной дорогой Царицын – Торговая – Тихорецкая – Батайск. Все железнодорожные узлы и выходы грунтовых дорог будут заняты большевиками, что лишит армию возможности получать пополнение людьми и предметами снабжения, не говоря уже о том, что пребывание в степи оставит в стороне от общего хода».

В итоге Лавр Георгиевич объявил решение идти в район к западу от станицы Великокняжеской, где привести армию в порядок и за тем начать поход на Екатеринодар.

Однако на другой день вечером обстановка вновь резко изменилась. К Корнилову приехали походный атаман донцов генерал Попов с его начальником штаба полковником Сидориным. Они сообщили, что у них в созданном донском отряде насчитывается 1500 бойцов, 5 орудий, 40 пулеметов. Попов и Сидорин говорили о том, что донское казачество готово пойти за Кониловым, и нужно только правильно организовать работу с людьми. Они убедили Корнилова идти в зимовники, и конный авангард, стоящий у Кагальницкой, получил приказ повернуть на восток.

От Ольгинской до Егорлицкой (восемьдесят восемь верст) шли шесть дней. Передвигались медленно. Лавр Георгиевич отлично пони мал, что при небольшом составе армии решающее значение в бою будут иметь слаженные действия войск, поэтому он активно занимался сколачиванием частей в ходе марша.

У Хомутовской Корнилов, в качестве строевого смотра, пропустил колонну вперед. По воспоминаниям участников похода, маленькая фигура генерала уверенно и красиво сидела в седле на буланном английском коне. Он здоровался с проходящими частями. Отвечали радостно. Появление Лавра Георгиевича, его вид, его обращение вызывало у всех чувство приподнятости, готовности к жертвам.

Утром красногвардейский отряд в составе нескольких кавалерийских эскадронов при одном орудии сумел скрытно подойти к станице Хомутовской и открыл ружейный и артиллерийский огонь. На окраин е, ближайшей к противнику, стоял обоз, и нестроевые солдаты с повозками в панике разбежались в разные стороны, запрудив улицы.

Но вот среди хаоса и беспорядка появляется уверенный генерал Корн илов. Он успокаивает людей. Быстро отдает распоряжения и рассыпается цепь, развертывается батарея. После нескольких выстрелов и обозначившегося движения во фланг кавалерийской сотни красногвардейский отряд отходит. Армия держит путь дальше. В колонне веселое настроение. Смех и шутки даже среди раненых, которых набралось к этому времени более шестидесяти человек.

В это время были получены «пополнительные сведения» о районе зимовников. Они оказались вполне отрицательными. Казаки не хотели принимать на своих хуторах Добровольческую армию, боясь репрессий со стороны советской власти. Но больше всего они страшились тех поборов и разорений, которые могли принести им добровольцы. Поэтому было принято решение двигаться на Кубань.

В станице Мечетинской Корнилов вызвал всех командиров отдельных частей, чтобы объявить им о принятом решении. Собралось много офицеров. Это были командиры небольших отрядов численностью 30–40 человек, которые были сведены в так называемый Партизанский полк. При этом каждый из них считал себя независимым командиром, способным на самостоятельные действия.

Корнилов в сухой и резкой форме, не вдаваясь в подробности, изложил мотивы изменения прежнего приказа и указал новое направление для движения. Но при этом было заметно, что он испытующе и с некоторым беспокойством следил за лицами донских «партизан», готовых не согласиться с командующим. Но на этот раз возражений не последовало.

В станице Егорлицкой казаки Добровольческую армию встретили достаточно приветливо. Многие казаки проявили заботу о раненых, выделил и продовольствие для войск. На станичном сборе выступили Алексеев и Корнилов, объявив казакам положение в России, цели Добровольческой армии. Егорлицкая была последней станицей Донской области. Дальше начиналась Ставропольская губерния, занятая частями ушедшей с фронта 39-й пехотной дивизии. Здесь еще не было советской власти, царила анархия. Корнилов принял решение ускорить движение, по возможности избегая боев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное