Легенды Арбата

Подстраивает он волну, щелкает регистром, чтоб речь разборчивей звучала. Сигналы точного времени пропищали. Последние известия. И действительно:

- Внимание. Говорит Москва. Передаем правительственное сообщение.

Металлический тяжкий баритон пророчит и обрушивает информацию катастрофического масштаба. Приговор эпохи оцепенил героизмом дух и пространство. В грозном торжестве гремит гибель богов. Юрий Левитан. Апокалипсис нау. Кто не слышал - не поймет. От его праздничных объявлений дети писались в ужасе. Голос века. Любимый диктор Сталина.

- Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик. О присуждении Государственных премий за 1955 год. В области науки: академику, доктору физико-математических наук… - и так далее.

Все слушают. Это имперский ритуал. Иерархия творцов в структуре благоволения власти. Это интересно и показательно. Здесь свои рецепты и приемы, свои законы карьер и падений.

И, наконец, самое интересующее коллег:

- В области культуры. Государственную премию первой степени. Улановой Галине Сергеевне, народной артистке СССР, солистке Большого театра оперы и балета. За исполнение партии Жизели в…

А премий в те времена было много. Государство давало пряник правильным людям. По каждому разделу и подвиду - трех степеней. Что ни год - артисты, прозаики, драматурги и так далее.

- В области литературы. Первой степени. Бубенно-ву Михаилу Алексеевичу. За роман «Белая береза»…

И суммы были гигантские. Первой степени - 100000 рублей. Это две шикарные дачи. Второй - 50000, третьей - 25 000. При зарплате инженера 600 рублей в месяц - это было чем вдохновиться.

- В области драматургии…

Слушают тихо, сделав паузу в сеансе одновременной жратвы. Ревность, любопытство, пожатие плеч: свой цех.

- Государственную премию третьей степени. Губареву Владимиру Александровичу. За пьесу «На подъеме».

В хрустальной тишине - детская неожиданность и одобрительная мимика: реакция зреет.

Губарев бледнеет, стекленеет и вспыхивает, как фонарик. Он розовый, как роза, и алый, как заря. Он временно забыл дышать.

Кто хмыкает, кто кивает, кто показывает большой палец.

Губарев сосредоточенно собирает глаза в фокус и смотрит на Богословского. На Арбузова. На Симонова.

Рот непроизвольно разъезжается к ушам, зубы торчат в детской счастливой улыбке. Грудь вздымается.

- Э-э-э!… - вдохновенно и смущенно говорит он. А кругом все сидят лауреаты. Они все получали, их ничем не проймешь, в их кругу это дело обычное. Кому обычное - а кому и не очень!

- Я, в общем… ожидал… но не ожидал… можно сказать, - лепечет он в забвении.

Богословский начинает дружески аплодировать Губареву, и все подхватывают. Хлопают по плечам, обнимают и пожимают:

- Поздравляем, брат!

- Ну что же. Давно пора.

- Заслужил! Заслужил… Молодец.

- Но наш-то тихоня, а? И ведь никому ничего!… Губарев сияет умильными глазами, как удачливая невеста бывшим любовникам:

- Клянусь… не планировал… да ничего я не готовил, знать не знал… не хлопотал… даже не верится!

Наливают фужер, провозглашают за лауреата, ура с поцелуями!

- Нашего лауреатского полку прибыло!

- Эх, да не так, это шампанским надо отметить! Пошлем сейчас.

Коллеги спохватываются - вспоминают:

- Ну что, брат? С тебя причитается!

- Да уж! Двадцать пять косых отхватил, не считая медали. Проставиться положено!

- Конечно, - готовно суетится Губарев. - А как же! Разумеется! Нет, ну надо же, а? Сейчас, сейчас сбегаю! А лучше поехали в «Арагви», а? Или в «Националь»!

- Поздно, - машет Богословский. - Там сейчас уже ни одного столика. Да пока накроют, приготовят. Ты сбегай за деньгами, шофера пошлем, он возьмет.

На радостях собутыльники составляют меню лауреатского банкета. Список заказов на двух сторонах листа.

Радостный Губарев убегает в свой подъезд выгребать из сусеков наличность и одалживать у соседей. Не ударим лицом в грязь! В помощь шоферу отправляют домработницу. Елисеевский до одиннадцати.

Вслед Никита звонит администратору магазина и велит подгрузить к заказу еще кое-что, сославшись на него.

И они закатывают царский пир. Лукулл бесчинствует у Лукулла. Они пьют отборный коньяк и закусывают черной икрой. Рябчики и копченая колбаса, ананасы и виноград, крабы и торт бизе - все баснословно дорогое и только для сильных мира сего. Хай-класс той эпохи. Только что лебединые кости из рукава не вылетают. Бокалы звенят, тосты гремят, челюсти чавкают, и у всех настроение ну просто необыкновенно приподнятое.

- Я хочу выпить за всех собравшихся!… - пошатывается Губарев с тостом. - За вас… за коллег, за друзей… за всех нас. Это вы так дружески… теплая поддержка всегда… а ведь сколько зависти и недоброжелательности в наших кругах!., и когда такое отношение… мои дорогие товарищи!

Он путается в придаточных оборотах, и дышит слезами умиления, лобзает как сеттер всех, кого может достать, и являет обликом и поведением известный плакат: «Не пей, с пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага».

Часы, однако, бьют полночь.

- А включи еще разок послушать, не всех запомнили, - предлагают Никите: последние известия идут.