Легенды Арбата

Иногда ученик предает учителя, иногда учитель предает ученика, иногда кто кого опередит.

— Это... один из моих помощников... Он... я поручил некоторые детали... черты, так сказать. И он — вот! Предложил... именно пять!., а я... мы... Утеряли бдительность! Товарищ Суслов! Ваше гениальное видение обстановки!

— Фамилия? — удовлетворенно переспросил Суслов.

— Дубровский!

— Н-ну-с. Ладно. Давайте сюда вашего этого. Если можно, пусть там поторопится. А мы здесь подождем!

Можно! Можно, Михаил Андреевич! Поторопятся, не сомневайтесь!

И перепуганного молодого, архитектора-стоматолога в обнимку с его идеей, швыряют в машину и под сиреной мчат по Москве быстрей последней мысли.

— Ваши товарищи и коллеги утверждают, что автор идеи этого проекта — вы, — доброжелательно обращается к нему Суслов. И строй товарищей дружно кивает: «Он-он».

Охреневший от этой доставки в Политбюро самовывозом, молодой неверно истолковывает альтруизм коллег. Его озаряет, что сегодня в мире победила справедливость. И его талант будет вознагражден непосредственно здесь и сейчас. Его отметят, поощрят и выдвинут, не обходя больше.

— Как ваше имя-отчество, товарищ Дубровский? — интересуется Суслов с сочувствием и садизмом.

— Мое?.. Давид Израилевич.

Суслов вздохнул:

— Как это у Пушкина? «Спокойно, Маша, я Дубровский Давид Израилевич».

Все готовно посмеялись высочайшей шутке, доставшей бедного Дубровского еще в пятом классе.

— Итак, Дубровский Давид Израилевич, это вы придумали поставить пять книг? — зловеще мурлычет черный человек в сером костюме.

— Товарищи тоже принимали участие в работе, — благородно говорит автор.

— Товарищи тоже получат то, что они заслужили. Кстати. Какими наградами и поощрениями вы были отмечены за этот проект?

— Н-н... Д-д... Никакими.

— О? Гм. (То есть идея ваша — пряники наши. Коллектив, значит, использовал вашу идею и пожинал лавры, а про вас вспомнили, когда пришло время получать розги?)

Строй архитекторов скульптурно застыл с незрячим выражением.

— В синагогу часто ходите?

— Ва-ва-вы... вообще не хожу.

— Отчего же?

— Я комсомолец!., бывший. Атеист.

— Похвально. Почему не в партии?

— Ты-ты-ты... так разнарядка на интеллигенцию.

— А в рядах рабочего класса трудиться не приходилось?

— П-п-п... пока нет... но я готов... если Партия прикажет...

— Похвально. А почему же книг именно пять, Давид Израилевич?

— Сы-сы-сы... столько влезло.

— Влезло?! Столько?! Ты все суешь сколько влезет? А пореже?! А по роже?! А сосчитать?! А чаще — нельзя???!!! Па-че-му пять!!!

— Ах... ах... ах... можно изменить!.. если надо!..

— Почему — ты — поставил — мне — в Москве — пятикнижие!!! А???

Под полной блокадой мозга архитектор выпалил:

— У Михаила Васильевича пять зубов в верхней челюсти!

Суслов вытаращил глаза:

— Под дурака косишь? Психиатра позвать?

— Челюсть! В стакане! Я увидел! И машинально! — горячечно причитал архитектор.

— Пародонтоз! Стоматит! Возраст! Михаил Андреевич! — с точностью попал в унисон подчиненному Посохин, клацая и трясясь.

— Да вы все что — сумасшедшие?

— Пусть достанет! Пусть достанет! Пусть покажет!

— Да! Я покажу! Я покажу!

Суслов растерялся. Посохин вытащил вставную челюсть. Все дважды досчитали до пяти по наглядному пособию. Дубровский развел руками. Посохин неправильно истолковал движение сусловского пальца и опустил челюсть в свой стакан с минеральной водой. Все были на искусственном дыхании.

Суслов пришел в себя первый.

— Еще что вы собираетесь достать и мне тут продемонстрировать? — поинтересовался он. — Михаил Васильевич, вставьте вашу запчасть на место.

Дубровский взмахами рук пытался передать эпопею творческой мысли.

— Прекратите изображать ветряную мельницу, постойте спокойно.

Выведя из строя руководство Генплана Москвы и отправив его восвояси принимать лекарства, Суслов занялся Московским Горкомом. При нем городским властям и в страшном сне не пришло бы в голову называть себя «правительством Москвы». Новые либеральные времена не предсказывали даже фантасты. Услышав оборот «правительство Москвы» при живом государстве с вменяемым правительством во главе, бдительный и принципиальный Суслов не успокоился бы до тех пор, пока городское руководство не было распределено поровну между золотодобытчиками Колымы и лесозаготовителями Коми.

— Товарищ Егорычев, по каким местам Арбата намечено проложить новый проспект?

На доклад ходили подготовленными полностью.

— Малая Молчановка, Большая Молчановка, Собачья Площадка.

— Странная подоплека. Интересный контекст. Вот такая девичья фамилия правительственной трассы. Это намек?

Осознавая начало экзекуции, товарищ Егорычев профессионально одеревенел.

— А как вам эти книжечки? — Суслов щедро указал на макет.

— Мы с товарищами предварительно одобрили... коллегиально. Есть протокол.

— Протокол — это хорошо. Думаю, это не последний ваш протокол. Кстати, про протоколы сионских мудрецов никогда не слышали? Сейчас я вам кое-что разъясню.

После разъяснения товарища Егорычева хватил инфаркт, а после инфаркта его отправили на пенсию. А первым секретарем Горкома стал товарищ Гришин.