современного под рукой не оказалось. И эти бедняги угодили под ураганный огонь. В
результате из тридцати шести взлетевших машин шестнадцать погибли, а оставшиеся все
требовали ремонта. На следующий день из восьми «Бэттлов», бомбивших цели в
Люксембурге, вернулся один. Четырнадцатого мая «Бэттлы» уничтожили понтонный мост
у Седана. Из шестидесяти двух «Бэттлов» тридцать пять были сбиты немецкими
истребителями. После этого «Бэттлы» летали только ночью. Последний раз они проявили
активность тринадцатого июня сорокового года: тридцать восемь самолетов совершили
налет на скопление вражеских танков. Потеряли семь самолетов. Через два дня все
оставшиеся «Бэттлы» перегнали из Франции в Англию, неисправные машины сожгли.
— И на этом использование «Бэттлов» закончилось? — спросил Хирата.
— Только началось! — ответил Вася. — Четыре эскадрильи продолжили летать на этом
устаревшем самолетике. Бомбили порты на побережье Ла Манша. Обычно атаковали
поздно вечером. И продолжалось это до октября. Последняя английская эскадрилья на
«Бэттлах» — Девяносто восьмая — входила в Береговое командование. В отличие от
остальных, подчинявшихся Бомбардировочному. Такая вот английская бюрократия. В
сентябре сорокового года эта эскадрилья базировалась в Исландии и оттуда
патрулировала океан — искала немецкие субмарины, прикрывала конвои. Ни одной
подводной лодки «Бэттлы» не уничтожили. Дальность полета у них небольшая,
специальных средств поиска не имелось. Поэтому в конце концов их наконец-то признали
неэффективными, и в июле сорок первого Девяносто восьмая сдала свои «Бэттлы».
— И на этом?.. — снова спросил Хирата.
Вася рассмеялся:
— Вы же помните, что у бережливых британцев было больше двух тысяч «Бэттлов»? Их
использовали до конца войны как учебный самолет. Кроме того, поставляли в Турцию,
Грецию, Южную Африку, Индию...
— Вообще хотелось бы посмотреть на этот самолетик «вживую», — заметил Хирата. —
Из двух тысяч хоть один-то сохранился?
— Представляете, нет! — ответил Вася. — К ним очень небрежно относились. Когда
ветшали, пускали на слом. В шестидесятых годах из остатков двух машин, найденных в
разных местах, собрали одну для английского музея авиации в Хендоне. И вс. Был
самолет — и нет его. И все равно мне обидно, что сэр Шолто Дуглас отзывался о нем так
пренебрежительно. Этот самолет старался, как мог.
— Пилоты старались, как могли, — поправил дракон. — Не плачь, товарищ младший
лейтенант! Ты всегда можешь попытаться возродить славу «Бэттлов». Или предпочитаешь
все-таки что-нибудь более эффективное, а?
76. Боевой «карась»
Танкист Ганс Шмульке весело здоровался с Горынычем:
— А у вас, рожденные летать, как я погляжу, все по-прежнему.
— Вовсе нет, — возразил дракон. — У нас каждый день что-нибудь новенькое. На днях
товарищ Вася сцепился с мсье Ларошем.
— Какая банальность! — вздохнул Шмульке. — Вася с кем-то сцепился...
— Вася — человек вполне мирный, — Горыныч тихонько похлопал хвостом по земле. —
Их спор с Ларошем — чисто принципиальный. У нашего француза до сих пор сохраняется
твердое, хоть и ошибочное убеждение, что лучше бипланов ничего на свете нет.
— Вася рассказывал, что мьсе Ларош прилетел к вам на «этажерке», — припомнил Ганс.
— Так что же тут удивительного? Для него эти старые самолетики — дом родной.
Змей Горыныч поднял голову:
— Вон он, в небе, твой Вася. На «Мессере» рассекает.
Шмульке тоже поглядел вверх. Вася ловко отправил на землю Як-3, заложил вираж и,
красуясь, исчез.
— Видал, какой орел? — хмыкнул дракон. — Моя школа.
— Это он Лароша вашего сбил? — спросил Шмульке.
— На Яке-то? — Горыныч задумался. — Нет, кажется, Як брал японский летчик. Капитан
Хирата. У них тут «месячник странных самолетов», как они это называют: все летают на
чем-нибудь для себя непривычным.
— В таком случае, товарищ младший лейтенант нечестно играет, — засмеялся Шмульке.
— Для него почти все самолеты привычны.
— А Ларош дал слово, что целый месяц будет брать только монопланы, — добавил
Горыныч. — Я ему посоветовал польский «Карась».
— Смешное название, — заметил немецкий танкист.
— Не смешнее, чем «Аист», — хмыкнул Горыныч. — Немцы тоже горазды были названия
давать...
— Аист хотя бы птица, — возразил Шмульке. — А карась? Если ты не обратил внимания,
Горыныч, — это рыба.
— Тем не менее рыба эта летала, — сказал Змей. — И даже сражалась против немцев в
сентябре тридцать девятого. Хотя строить «Карася» начали еще в тридцать первом. Была
такая польская авиационная фирма — PZL, читается «Панствове Заклады Летниче», то
есть — государственное авиационное объединение. Организовали ее аж в двадцать
восьмом на базе Центральных авиационных мастерских в Варшаве. Вот там начали
строить шестиместный пассажирский самолет, который осенью тридцать первого
переработали для других целей. Ты, конечно, не знаешь польских авиаконструкторов...
— Да я и про немецких-то слыхал про одного, максимум двух, — признался Ганс. — А уж
про польских и вовсе не слыхивал.
— Так я и думал, — дракон царапнул когтем бетон взлетной полосы. — У них был такой