Легенды авиаторов. Исторические рассказы

Каково же было его удивление, когда ему представили пилота, и это оказалась женщина!

— Голанчикова, — она протянула руку по-мужски.

Терещенко замешкался, не зная, перевернуть ли ладонь дамы для поцелуя или же ответить

ей рукопожатием. Остановился на втором.

— У меня есть к вам предложение, госпожа Голанчикова, — сказал украинский

предприниматель. — Мне необходим летчик-испытатель. Господин Яновский в основном

лежит в госпитале, потому что часто разбивается, но вы, кажется, по госпиталям скакать

не намерены.

— Со мной тоже бывало, — призналась Голанчикова. — Если вас это не пугает...

— Меня абсолютно ничего в вас не пугает, — заверил ее Терещенко. — Согласны ли вы

работать на меня?

— Почему бы нет! — задорно ответила молодая женщина.

— Не пожалеете, — сказал Терещенко. — У меня интересно. В мастерской пять

металлообрабатывающих станков, столько же станков по дереву. Все технологии самые

передовые. Оплата — пятьсот рублей ежемесячно, квартира в Червонном и стол.

Голанчикова получила на руки объемный трактат и углубилась в чтение.

«Обязуюсь в течение года летать на аппаратах, которые мне будут даны фирмой

Червоннской аэропланной мастерской. На других же аппаратах производить полеты не

представлю себе права».

«Принимаю на себя полную ответственность в случае могущих произойти со мной

несчастных случаях, не дай Бог, во время полетов».

Голанчикова прочитывала и подписывала. Условия казались вполне справедливыми.

31 января 1914 года, Червонное

— Думаю, нам трудно заинтересовать заказчиков самолетами собственной разработки. —

К такому неутешительному выводу Терещенко пришел после возвращения из Петербурга.

— Поэтому, господа, — он остановил взгляд на своем новом конструкторе Василии

Иордане, который начинал свой путь с Сикорским, но перешел к Терещенко в надежде на

самостоятельную работу, — временно переходим к копированию французских образцов.

На столе уже лежал контракт на поставку восьми аэропланов типа «Фарман XXII» с

двигателями «Гном» в восемьдесят лошадиных сил.

— Это хороший договор. — Терещенко говорил твердым голосом, уверенно. — Цену

одного самолета установили в девять тысяч рублей. Общая сумма контракта — свыше

девяноста трех тысяч рублей.

— А чертежи? — спросил Иордан мрачным тоном.

— Чертежи прилагаются. И оговорено специально, — Терещенко усилил в голосе нажим,

— что аппараты должны быть поставлены во всем сходно с прилагаемым чертежом. Все

операции по изготовлению и сборке производятся под наблюдением офицеров,

назначенных Воздухоплавательной частью.

— А испытания? — подала голос Голанчикова.

— Да, теперь об испытаниях. Они проводятся перед комиссией. Ее решения

безапелляционны. Если провалимся — это наши риски, — ответил Терещенко.

— Мы не провалимся, — уверенно произнесла Голанчикова.

— Надеюсь, — кивнул Терещенко. — От нашего самолета требуется, чтобы он с полной

полетной массой мог набрать высоту в пятьсот метров за двенадцать минут. Полет, не

касаясь земли, — в течение полутора часов. И после посадки должно быть констатировано

осмотром, что аппарат может повторить полет без каких-либо исправлений.

Пишоф поднялся с места:

— Братья Фарман уполномочили меня как своего земляка оговорить условия оплаты

лицензии.

Терещенко спохватился:

— Позвольте представить вам нового директора Червоннского аэропланного завода —

господина Пишофа. Сам же я намерен работать над стратегическими путями нашего

развития — и над собственными самолетами.

Июнь 1914 года, Киев

Альфред Пишоф поднял в воздух «Терещенко № 5-бис». Руководить заводом, конечно, —

прекрасное и важное дело, но Пишоф еще и летчик. А господин Терещенко ясно дал

понять, что копирование зарубежных образцов (кстати, оплату лицензии Фарманам он

произвел быстро и аккуратно) — временная мера. Нужно развивать собственные

самолеты.

На «Терещенко» стоял мотор «Рон» мощностью в шестьдесят лошадиных сил. Впервые в

России. Он был куда надежнее «Гнома», хотя и менее распространен.

Маршрут намечался из Червонного до Киева через Городище и Кагарлык. Общая

протяженность — почти пятьсот верст. Пишоф решил не брать с собой механика.

«Терещенко» — надежный самолет, и первое лицо завода бралось это доказать

собственным примером.

Последний перегон, из Кагарлыка до Киева, оказался трудным: поднялся сильный ветер,

пошел дождь. Небо было затянуто тяжелыми облаками, и Пишоф потерял ориентировку.

Пришлось ему вернуться к месту взлета и начать расспрашивать жителей.

Самолет шел на высоте не более двухсот метров. Качало, как на море в шторм, но Пишоф

не сдавался — и через сорок минут благополучно опустился на Киевский военный

аэродром.

«Полная удача! — рапортовал он Терещенко уже из Киева. — В течение всего

путешествия аппарат и мотор были в полной исправности, несмотря на то, что спускаться

приходилось на незнакомую и крайне неудобную местность и аппарат вынужден был

находиться целую ночь на открытом воздухе под дождем».

Осень 1915 года, Червонное

Управляющий имуществом Терещенко Вашкевич был совершенно вымотан.