Легенды авиаторов. Исторические рассказы

Бывший лейтенант, а ныне товарищ Никольской обрадовался возможности вернуться к

«Муромцам»: в свое время он поддерживал идею войны до победного конца и был

отправлен большевиками в отставку. Маялся без средств и без занятия.

— Возьмите на себя материальную часть, Михаил Николаевич, — попросил его

Панкратьев.

— Взять-то я возьму, — засмеялся Никольской, — да кто же мне даст?

— Обратитесь на Русско-Балтийский завод. Я вам бумагу напишу. У меня печать есть.

На заводе Никольской обнаружил семь недостроенных кораблей и, потрясая бумагой,

потребовал закончить работу.

— Заказ от Совнаркома! — заключил Никольской. — Матерьял для строительства будет.

Совнарком обещал, значит, вс будет.

6 октября 1918 года, Липецк

Новая Эскадра прибыла в Липецк. Отсюда предстояло действовать против

белогвардейской группы Мамонтова.

Погода портилась, но два «Муромца» поднялись в воздух.

И тут корабль Алехновича — одного из самых старых и опытных военлетов — на высоте

ста метров начал снижение. Облачность была низкой, и «Муромец» держался в воздухе

почти полчаса, не решаясь сесть.

Внезапно Алехнович отдал штурвал вниз. Моторы работали на полном газу, и при таких

условиях Алехнович начал сажать корабль.

Ударившись о снег лыжами-шасси, «Муромец» подскочил вверх, свалился на правое

крыло, перевернулся на левое и превратился в груду обломков.

Вытащили раненых военлета Романова и моториста Иванова. Алехнович был мертв —

обломками винта ему пробило грудь.

Положение складывалось тяжелое — некому летать, некому руководить.

Затем прибыли новые военлеты и с ними новое начальство — красный военлет товарищ

Ремезюк.

Товарищ Ремезюк обладал неиссякаемым запасом энергии и чрезвычайно малым опытом

общения с самолетами.

— Говорите ваши беды, а мы их разрешим! — обычно начинал он свой разговор.

Никольской, по-прежнему работавший с мотористами, сказал ему прямо:

— Главная беда, товарищ Ремезюк, — это горючее.

— Так, что с ним? — насторожился красный военлет.

— Дрянь горючее. Вместо бензина — суррогат: спирт, эфир и чуть моторного масла. При

горении коптит, как в аду, засоряет свечи.

— Решим, — обещал Ремезюк, но ничего не решил.

Нужно было торопиться и начинать учебные аэродромные полеты для выпуска новых

командиров воздушных кораблей.

Февраль 1919 года, Липецк

Партийное собрание было бурным.

Обсуждали возможную вредительскую деятельность бывшего подполковника

Панкратьева.

— Имеется указание, что вы намереваетесь перелететь к белым, — заявил товарищ

Ремезюк. — Более того, склоняете к этому и других военлетов.

Панкратьев молчал.

За него вступился весь личный состав группы: большинство шумно возмущалось, но

выступил председатель парторганизации:

— Мы товарищу Панкратьеву верим, как себе, и берем его на поруки.

Товарищ Ремезюк долго смотрел в глаза своим товарищам по партии и наконец медленно

кивнул.

Через несколько дней Ремезюк вместе с Панкратьевым совершил разведывательный

полет. В знак доверия.

Сам товарищ Ремезюк пытался научиться водить «Муромец», но получалось у него «это

дело» плохо, поэтому он ограничился руководящей ролью.

— Расположение белогвардейских частей мы уточнили, — сказал на общем собрании

товарищ Ремезюк. — Но угроза захвата белыми Липецка остается. Эвакуируемся в

Сарапул...

Весна 1922 года, Серпухов, Высшая Школа Воздушной Стрельбы и Бомбометания

Позади осталась гражданская война.

«Муромцы» не столько воевали, сколько производили разведку или чинились. Трудно

приходилось большим военным кораблям в условиях революционной разрухи.

Ушел из Эскадры Панкратьев — сделался начальником оперативного отдела Штаба

Авиации РККА, одним из авторов организации гражданского Воздушного Флота.

(Через год он погибнет при испытании одномоторного самолета «Юнкерс»...)

А Михаил Никольской был назначен главруком по бомбометанию в Серпуховской

авиашколе.

Последний из уцелевших «Муромцев» стал учебным самолетом.

— Кто это летает? — спросил Никольской своего товарища, артиллериста Маркова.

Изумительно красиво, свободно, смело чертил небо большой воздушный корабль.

Глубокие виражи с такими кренами, каких и не мыслили командиры старой Эскадры...

Огромный «Муромец» слушался неизвестного летчика так, словно был легким маленьким

самолетом.

— Борис Кудрин, — ответил Марков. — Далеко пойдет. Новый летчик-испытатель.

Июнь 1922 года, Серпухов

— Учебное задание ясно?

Кудрин кивнул.

— Так точно! Выбросить боевую бомбу весом в 160 килограммов в районе полигона.

Разрешите лететь? Хочу сам проверить корабль в полете при изменении нагрузки. Все-

таки разница в 160 килограммов...

— Разрешаю, — сказал Никольской.

«Муромец» поднялся.

Набрал две тысячи метров. Вот и полигон — пора сбрасывать... Но бомба не оторвалась

— зависла.

Садиться — невозможно: бомба разорвется. Кудрин сделан несколько кругов над

полигоном. Но каждая попытка оканчивалась неудачей — бомба висела.

— Ребята, бросайте! — крикнул Кудрин. — Что хотите делайте!

Товарищ Лилиенфельд, который должен был сбрасывать бомбу, подозвал механика,