Легенды Белого дела

Конец февраля (или начало марта по новому стилю) стал самым тяжелым временем для бригады. Продвигавшиеся вперед согласно соглашению о перемирии германцы требовали разоружить добровольцев, а румыны не давали вагонов для отправки людей и имущества в Кишинев. 8 марта кабинет министров Румынии вообще запретил русским выход с оружием за пределы страны, и румынские военные предприняли безуспешную попытку разоружить бригаду. Вторая такая попытка была предпринята 11 марта. Но Дроздовский действовал решительно — по его приказу на дворец в Яссах, где тогда заседал румынский парламент, были наведены орудия, а через генерала Д. Г. Щербачёва королю Румынии Фердинанду I передали краткий ультиматум: «1. Оружие сдано не будет. 2. Гарантия свободного пропуска до русской границы. 3. Если до 6 вечера не уйдут войска, то будет открыт артиллерийский огонь по Яссам и, в частности, по дворцу»[160]. Это подействовало — в 17 часов 11 марта на руках у Михаила Гордеевича уже были все необходимые разрешения на выезд.

Путь до Кишинева эшелоны проделали без задержек, если не считать инцидента на станции Перлица — там румыны отобрали паровоз у эшелона, в котором передвигались артиллеристы и кавалеристы. Но ситуацию спас подполковник Г. Н. Гран[161], который без долгих слов закатил пощечину румынскому капитану, задерживавшему отправление. Одновременно русские пулеметчики дали предупредительную очередь. Все это подействовало на румын отрезвляюще, и эшелону был немедленно предоставлен паровоз.

В Кишиневе Дроздовский надеялся найти пополнение из числа бойцов 2-й Кишиневской бригады и предложил ее командиру, генерал-лейтенанту Ю. Ю. Белозору[162], возглавить поход. Но Белозор, кавалер ордена Святого Георгия 4-й и 3-й степени, не раз блиставший личной храбростью и на Русско-японской, и на Великой войнах, на этот раз мужества не проявил, более того, и своих подчиненных призвал не верить в «безумный план Дроздовского». На обращение Михаила Гордеевича («нужны только мужественные, энергичные, твердые, нытикам не место») в Кишиневе откликнулись всего 60 офицеров из полутора тысяч.

Семнадцатого марта отряд остановился в Дубоссарах и, приняв последние пополнения (подошедшая из Болграда конно-пионерная команда и Польский эскадрон), был реорганизован. В него вошли штаб (начальник штаба — полковник М. К. Войналович, помощник — подполковник Г. Д. Лесли), Сводно-стрелковый полк (523 штыка, командир — генерал-майор В. В. Семёнов), конный дивизион (102 сабли, командир — штабс-ротмистр Б. А. Гаевский). Артиллерия, общее командование над которой принял генерал-майор Н. Д. Невадовский, состояла из конно-горной батареи (командир — капитан Б. Я. Колзаков), легкой батареи (командир — полковник М. Н. Ползиков) и мортирного взвода (командир — полковник А. К. Медведев). Кроме того, в состав отряда вошли команда связи, конная и автомобильная радиотелеграфные станции (командир — подполковник Г. Н. Гран), автоколонна (командир — капитан Лисицкий), броневой отряд (три бронеавтомобиля, командир — капитан Ковалевский), команда конных разведчиков особого назначения, полевой лазарет, техническая часть, обоз и интендантство. Всего 1063 человека, из которых 667 офицеров (в основном обер-офицеры, в штаб-офицерских чинах, то есть подполковниками и полковниками, были всего шестеро), 370 солдат, 14 военных врачей и священников, 12 сестер милосердия. Таким образом, отряд по преимуществу состоял из юных офицеров военного времени — прапорщиков, подпоручиков, поручиков (прапорщиков было около 40 процентов). Ниже мы будем называть участников похода «дроздовцами», беря это слово в кавычки, так как официально почетное наименование Дроздовских было присвоено некоторым частям Добровольческой армии только после смерти их командира. В начале же 1918-го чины отряда были «дроздовцами» по духу, а не по букве приказа.

Все ли из этих людей, решивших по мере сил бороться с окружавшим их хаосом, до конца верили в успех предстоящего похода?.. Все ли понимали, что именно им предстоит?.. Безусловно, нет. Сомнения временами одолевали даже самого Дроздовского: «Вчера до поздней ночи читал описание района предстоящего перехода — страшно; время разлива, ряд речек, мостов нет. <…> Трудность предприятия колоссальна»[163]. Масла в огонь подливали всевозможные «доброжелатели»: «Агитация против похода изводит, со всех сторон каркают представители генеральских и штаб-офицерских чинов; вносят раскол в офицерскую массу. Голос малодушия страшен, как яд. На душе мрачно, колебания и сомнения грызут, и на мне отразилось это вечное нытье <…> А все же тяжелые обстоятельства не застанут врасплох. Чем больше сомнений, тем смелее вперед, по дороге долга…»[164]