Легенды Бенсонс-Вэлли

Установив машинку возле белого шара, Дарки приладил длинный кий. Потом начал передвигать машинку в удобное для удара положение и стал целиться, подняв конец кия к самым глазам, словно метатель стрел. Все эти приготовления происходили при полной тишине — никто не двинулся, не вздохнул. Дарки медленно и осторожно поводил длинным кием взад-вперед, потом положил кий на стол и нагнулся, определяя угол наклона.

— Рискованно, Дарки, — мягко заметил Том Роджерс.

— Советовать не разрешается, — напряженно сказал Тай.

Голос врага будто подхлестнул Дарки. Он быстро прицелился и… ударил. Как у всех хороших снукеристов, двинулась только его рука — голова не дрогнула.

Шары стукнулись — будто по нервам ударили. Красный шар стрелой влетел в лузу.

«Королевский дуб» неистовствовал от восторга. АНА утешала Данкена, они все еще были уверены в непобедимости Тая.

Сияющий Дарки поднял как перышко тяжеленную машинку и с такой силой сунул кий в стойку, что та расщепилась.

— Ах ты, вот беда, Фред! — повернулся он к маркеру. — Разволновался, понимаешь.

— Вечная история, — саркастически заметил Тай, пожимая руку Данкену. — Не повезло тебе, старина. А этот мало того, что дуриком настрелял, ему еще надо было стойку разбить.

— Да случайно же! — пытался оправдаться Дарки.

Напряжение ненадолго спало, пока не подошли к столу Тай и Том Роджерс. Метнули монету. Тай снял пиджак, взял свой личный кий из отдельной стойки и начал игру.

Будь вы болельщиком «Королевского дуба», вы бы решили, что Дарки очень метко сострил, сказав, что у Тая голова, как у погонщика верблюдов, — лысая и желтая. А будь вы болельщиком АНА, вы бы, наверно, выразились так: ах, какая у него красивая, смуглая голова! Но за кого бы вы ни болели, вы бы признали, что уверенности, даже надменности у Тая хоть отбавляй. И вы бы признали, что он производит впечатление искусного бильярдиста. Одет он был в серый вельветовый жилет и шелковую рубашку; золотые запонки позвякивали при каждом ударе, правая рука двигалась только от локтя, верхняя часть ее была плотно прижата к боку, большой и указательный пальцы легко сжимали кий.

Сторонники «Королевского дуба» старались найти подтверждение своим надеждам на победу. Правда, Том Роджерс еще никогда не выигрывал у Тая, хотя вот уже сколько лет они встречались в соревнованиях, но все же не раз он здорово его прижимал. Обнадеживало еще одно обстоятельство: Том обычно мало тренировался (видно, в свое время в Мельбурне натренировался на всю жизнь!), а к этой игре он готовился очень старательно; говорили, что он вошел в форму.

Хорошо рассчитанным ударом Тай послал свой шар в красного и оба оставил за чертой. Когда дело доходило до бильярда, следовало отдать должное этому негодяю. Он мог набрать сто очков в несколько заходов, а уж нащелкать до пятидесяти ему ничего не стоило, тогда как Том Роджерс за все десять лет жизни в Бенсонс-Вэлли дальше сорока одного кряду не пошел. Загрустившие было болельщики АНА вновь прониклись уверенностью, глядя на непобедимого Тая.

Том Роджерс помелил кий. Старый синий костюм ловко сидел на нем; седые волосы и черные брови придавали особое благородство его красивой голове. Он внимательно изучил позицию и решил не делать дуплета от длинного борта — предпочесть дуплет от короткого. Пиджака он не снимал. Даже в таком матче, да еще имея противником Тая, он сохранял свою обычную уверенность. Болельщики «Королевского дуба», которые во всем полагались на Тома Роджерса, надеялись на него и сейчас — они верили в то, что он одолеет ненавистного врага.

— Лучший кий Мельбурна в молодые годы, так я слышал, — с надеждой произнес Арти Макинтош, поставивший на Тома двенадцать фунтов.

Он схватил хороший куш на Аткинсе и Дарки и теперь выложил весь свой выигрыш.

Надо сказать, что вражда между игроками не носила личного характера. Никакой личной неприязни именно к Роджерсу или к какому-нибудь другому рабочему Тай не питал, может быть, только относился к ним с молчаливым презрением привилегированного к обездоленным. Что же касается Тома Роджерса, то вообще не было человека, которого бы он почему-либо ненавидел. С Таем он вел борьбу много лет — за пособие, зарплату, за лучшие условия работы, спорил по политическим вопросам, но это была борьба против целой системы. Битва на бильярдном столе стала сейчас для всех как бы символом той борьбы, которая шла в городе.

В последний момент Том Роджерс передумал и сделал осторожный удар, поставив свой шар у короткого борта.

— Бой будет не на жизнь, а на смерть! — сказал Дарки, потирая руки и уповая на победу Тома Роджерса.

— Решительный и недолгий! — сказал Лори Дигдич, надеясь на победу Тая; на тренировках Тай показывал высший класс.

— Ставлю еще один квид на Тома! — выкрикнул Арти.

Он швырнул фунтовую бумажку на пол, Дигдич подошел и прикрыл ее своей.

— Пример не из лучших, — язвительно сказал сержант Флаэрти Дигдичу (тот всегда говорил, что сержант плохо следит за порядком и соблюдением законов).