Легенды Бенсонс-Вэлли

— Нет, не отвергаю. Говорю же: как ни верти, а надо объяснить, в чем дело, — упорно продолжал свое Аткинс, хитро подмигивая. — Ну, услышал я про нового полицейского, что он, как ни верти, цепляется к людям, коли у них света на велосипедах нет! Тут я, как ни верти, махнул в универмаг, спрашиваю в скобяном отделе эти самые фары. А там и так вертели и этак и говорят — как думаете, что? «Сколько лет их и в помине не было!»

Эта остроумная, хоть и не вполне убедительная линия защиты была оценена по достоинству. На балконе захохотали.

— Я, как ни верти, и еще скажу! — громко крикнул Аткинс. — Как ни верти, ничего не поделаешь: зашел еще в три магазина…

— Смотри, как бы не стошнило от твоего вечного верчения! — крикнул кто-то.

Шутка пришлась к месту и вызвала новый взрыв смеха. Судья, подмигнув на этот раз здоровым глазом, прекратил слушание дела против Как-Ни-Верти Аткинса и объявил заседание закрытым.

На следующее утро на скамью подсудимых сел знаменитый гонщик Алан Грин; его сержант Стерлинг рассматривал как не совсем обычного велосипедиста. Легкая походка Алана, скромное, располагающее к себе поведение и репутация известного спортсмена сделали свое дело. Судья вынес решение: не виновен.

— Ну не чертово ли наваждение! — так прокомментировал этот факт старый Билл Грин под аплодисменты зала.

По иску против союза безработных ответчиком выступил Том Роджерс. Он производил впечатление приличнее всех одетого из присутствовавших в зале, хотя имел всего один костюм, одну рубашку, один галстук и единственную пару ботинок. Внушительный вид Тома Роджерса заставлял с уважением относиться и к его далеко не новому костюму, и к его доводам. Тут явное преследование по политическим мотивам, доказывал он, используя свое преимущество перед неопытным в такого рода обсуждениях Стерлингом. Разумеется, заявил он, зал для митингов и бесплатная столовая для безработных помещаются не в столь роскошном особняке, как, скажем, дом мистера Тая, секретаря муниципалитета, да что поделаешь!

— Как вы можете говорить о преследовании, — со злостью спросил Стерлинг, которому в Мельбурне настоятельно рекомендовали положить конец красной пропаганде в городе, — если мистер Тай тоже обвинен в нарушении закона?

— Половина зданий в городе находится в таком же состоянии, как комитет союза безработных, — не сдавался Том Роджерс.

— Валяй, Том, не давай ему спуску! — громко выразил свое одобрение Арти Макинтош.

— Выведите этого человека из зала, — распорядился судья.

Констебль Промежду-Прочим Лоутон, выполняя приказ судьи, приговаривал:

— Нечего орать, когда суд заседает, промежду прочим.

Рыжая Макушка Пиктон вел себя на скамье подсудимых вызывающе: давился смехом, гордо поглядывал на своих дружков, сидевших в зале, и вообще не принимал всю процедуру всерьез.

— Вы, кажется, думаете, будто все это чрезвычайно весело? — строго спросил его судья.

— И в самом деле, — сказал Пиктон, втайне порядком перетрухнувший, но в присутствии шайки своих товарищей готовый выкинуть любую штуку. — Вот ненормальный! — И он ткнул пальцем себя в грудь. — Получит шесть месяцев, а все думает, что это шуточка!

Его приятели, видно, сочли это за блестящую остроту, и на скамьях, где они сидели, началось буйное веселье.

— Как дело-то было, — стал рассказывать Рыжая Макушка. — Лори Дигдич наловил в тот день рыбы и принес ее в клуб. Ну, я подумал, наверно, он хочет эту рыбу покоптить, вот и решил помочь! — Заметив, что его достойные приятели уже заливаются безудержным хохотом, ободренный Пиктон добавил: — Вот ненормальный! Воображает, будто ему поверят!

Судья, обычно снисходительный к несовершеннолетним, дал Рыжей Макушке месяц исправительного учебного заведения. Это несколько поумерило веселье в рядах разбушевавшихся юнцов.

Следующим слушалось дело Чамми Флеминга. Лицо его папаши побагровело, когда судья, не подозревавший о положении Чамми в обществе и горой стоявший за безопасность уличного движения, приговорил его к месячному тюремному заключению без замены штрафом и отобрал у него водительские права.

После перерыва в суд набилось множество народу: прошел слух, будто ожидается нечто вовсе уж сенсационное.

И действительно, произошла сенсация — судья назвал имя Дарби Мунро! Бенсоновцы не ожидали, что увидят в зале самого Дарби: сержант Стерлинг отправил его в Мельбурн, в приют для алкоголиков. В городе даже был создан комитет, добивавшийся возвращения Дарби. На скамье подсудимых появилась странная личность, облаченная в нелепую голубую куртку Карлтонского футбольного клуба (ее пожертвовал специально для этого случая знаменитый Сладенький Верити, лучший нападающий в истории футбола и выдающийся гражданин Бенсонс-Вэлли), бело-коричневые башмаки, дорогие кремовые крикетные брюки, явно сшитые на человека, носящего одежду размеров на шесть больше, чем та, которая была бы впору Дарби, и изящную соломенную шляпу. Странная личность оставалась неузнанной до тех пор, пока, охваченная вполне понятным волнением, не стала грызть ногти. Тут-то тайна раскрылась.

Раздался дружный приветственный гул.