Скрипнули тормоза, грузовик остановился, и Дарки с Эрни вышли из кабины.
— Спасибо, друг, — поблагодарил Дарки, прежде чем захлопнуть дверцу.
— Всегда можешь рассчитывать на меня, — сказал шофер. — Я бы отвез вас прямо из Мельбурна, если бы знал.
— Ребята есть у тебя? — спросил Дарки.
— Да, сынишка.
— Угости его мятными. — Дарки вытащил из-за пазухи две горсти конфет и высыпал их в ящик под щитком приборов. — С приветом от сэра Гарольда Клэпа, — добавил он и захлопнул дверцу кабины.
Когда грузовик ушел, Дарки сказал:
— Что ж, друг, мы вернулись туда, откуда начали. Как ты?
— Ноги шалят малость. Но все будет в порядке.
Дарки взял рюкзак Эрни.
— Я провожу тебя на всякий случай. Пожалуй, тебе придется утром сходить к доктору.
— Мне нечем ему платить.
— А старый доктор Мак с тебя ничего не возьмет. Кроме него, я не встречал ирландца с шотландской фамилией.
Они прошли мимо дома Мэтчеса Андерсона. Дарки остановился у ворот и начал насыпать мятные леденцы в ржавый почтовый ящик.
— Гляди, все не отдай, — остановил его Эрни.
— Видеть больше не могу этих мятных. Мэтчес разыграет их в лотерею, как пить дать.
Дарки расхохотался так, что мог бы разбудить всех соседей.
По пути к дому Эрни Дарки наполнил конфетами почтовый ящик Тома Роджерса и оставил большую порцию на крыльце дома Ругателя Спарко.
— Возьми и мои, — предложил Эрни. — Оставь только немного для моего мальца.
Он удивился, что Дарки согласился, не споря.
— Я положу конфеты каждому члену союза безработных, — объяснил Дарки. — И моим ребятам тоже хватит.
У ворот дома Эрни они молча расстались. Эрни только собирался двинуться по тропинке к дому, как Дарки окликнул его:
— Эй, Эрни!
— Чего?
— В такие минуты, как эта, нужна мятная конфета!
Эрни покачал головой, улыбнулся и медленно двинулся к крыльцу.
Тепло против холода
Я повстречался с этим огромным парнем в один ненастный вечер. Я стоял у дверей лавки в захолустном городишке, милях в пятидесяти от Бенсонс-Вэлли, и ждал, не попадется ли попутная машина. Дождь лил как из ведра, и холод стоял собачий.
Я топал ногами, чтобы согреться. За целый день я не получил ни одного заказа и теперь томился в этой дыре; шансов поймать до утра попутный грузовик у меня было не больше, чем у самого Бэкли. Правда, я не торопился, но ведь знаете, когда надолго расстаешься с домом, то, приближаясь к родным местам, все больше и больше чувствуешь нетерпение.
В тот год я работал в Балларате и его окрестностях — писал вывески для магазинов. Лавочники были так же бедны, как и я, и дела у меня шли из рук вон плохо, и все-таки мне удалось, экономя на ночлеге, сколотить несколько фунтов.
Я стоял под дождем и прикидывал, что лучше — истратить несколько шиллингов на комнату в гостинице или переночевать на товарной платформе у вокзала. И тут на старой легковой машине подкатил этот парень.
Он высунул нос из-под брезентового верха и спросил:
— Ждешь попутной в Мельбурн, приятель?
— Нет, но я отдал бы все пиво, какое мне суждено выпить в будущем году, чтобы попасть в Бенсонс-Вэлли.
— Тогда садись. Я могу ехать и через Бенсонс-Вэлли.
Я схватил свой старый чемоданишко, бросил его на заднее сиденье, а сам уселся рядом с шофером.
— Я видел, когда ехал сюда, в поселок, что ты все машешь проезжающим машинам, — объяснил он. — И вот подумал: заберу его, если еще застану на обратном пути.
Это был плечистый детина, не очень молодой, но и не старый. Его плотно обтягивало толстое поношенное пальто, шея была укутана шарфом, на руках — шерстяные перчатки, а старая шляпа была надвинута на самые глаза.
Не только он сам, но и его разболтанный самоход показался мне очень уютным и приветливым. Машина была из той рухляди, какую можно приобрести во время кризиса за бесценок, а потом убивать все свободное время на то, чтобы поддерживать в ней жизнь. Косой дождь хлестал со стороны шофера, и я заметил, что он набросил на крышу машины второй брезент, чтобы уберечься от потоков воды.
— Большое спасибо, — сказал я.
— Не за что. Я ведь знаю, что значит мокнуть на дороге. Ты, видать, продрог, смотри, не схвати простуду. — Он перегнулся назад и взял с заднего сиденья потертый коврик. — Вот, закутайся получше, — пробормотал он и снова круто повернул машину к правой обочине.
Стеклоочиститель работал только на одной половине ветрового стекла, лампочки в фарах были примерно в одну свечу, поэтому мой спутник вел машину, подавшись вперед, напряженно вглядываясь в колеблемую ветром сетку дождя и крепко сжимая баранку.
— Больше всего опасайся простуды, — предостерег он тоном знающего человека. — Я еду в город к сестре, ребенок занемог у нее, грипп в тяжелой форме, — должно быть, простудился. Да и сам я, видно, схватил насморк, проснулся вчера утром — холод во всем теле.
Как бы в подтверждение своих слов он вытащил из кармана пальто огромный носовой платок.
— Меня бог милует, — сказал я. — Я редко простужаюсь.
— А вот меня нет, — ответил мой спутник. — Только она недолго держится у меня, простуда.
— Ты что же, принимаешь патентованные лекарства или как?