10
…Любовь грозит разрушением тому, кто, любя ближнего, забывает о любви к самому себе…
…Признаюсь Зейнеп в любви. Ежедневно. Если есть возможность, ежечасно. Объясняю, шепчу, доказываю, повторяю. Неизменным «люблю» дополняются повседневные «доброе утро», «удачного дня», «сладких снов». Обращаюсь к ней и по имени, но в основном «любимая». Хочу, чтобы она постоянно помнила о том, как дорожу ею. Любящие люди должны подпитываться своей же любовью. Вдыхать друг в друга душевный кислород, которого нам, жителям безжалостно ритмичных мегаполисов, катастрофически недостает. Говорят, любовь порою разрушает — ошибочное обобщение. Настоящая любовь только возрождает. Оживляет, поднимает на ноги, заставляет улыбаться, изучать облака на ясном весеннем небе. Любовь грозит разрушением тому, кто, любя ближнего, напрочь забывает о любви к самому себе… Временами страх оттеняет мою любовь — страх потерять с трудом найденное. До сих пор боюсь сказать ей, что она стала моим воздухом. Кислородом. Вдруг эти слова напугают ее? Вдруг превратят искренность между нами во что-то хрупкое?..
Да. Зейнеп — мой воздух. Убеждаюсь в этом, когда смотрю в родные глаза, прислушиваюсь к теплому дыханию. Она перестала быть для меня загадкой. Разгадана. Но интерес к ней не остыл: теперь хочется наблюдать за ней, видеть рядом, мазать ее губы душистым медом, когда она, застудив горло, сильно кашляет. Согревать ее холодную ладошку в своей руке, вдыхать жасминовой аромат ее волос… Нет необходимости высказывать всю любовь — кое-что можно попридержать в себе, бережно хранить, выражать не словами. Лучше — поступками, прикосновениями, ласками, поцелуями. Один страстный поцелуй может сказать больше любых слов. Одно нежное прикосновение порою доказывает недоказуемое. Одна горячая ласка иногда объясняет необъяснимое. Любовь — многогранна. Она у каждого своя. Чужая может показаться странной, но для ее обладателя она остается самой очаровательной. В любви нет теорем, уравнений, задач, любви не нужно учить.
Просто чувствовать, внутри. Где-то в области сердца…
Продолжаю писать книгу нашей любви. Глава за главой. Иногда на турецком, чаще — на русском.
Благо Анна Павловна, моя русская бабушка по папиной линии, с детства учила меня «великому и могучему». Помню, как советовала читать Чехова ежедневно. Сегодня «Смерть чиновника», завтра «Хамелеон», послезавтра «Толстый и тонкий». До сих пор так делаю, чтобы сохранить свой русский.