Легенды и были арабского востока

За столом завязывается общий разговор. Мы узнаем, что главный администратор здесь — Джеймс Бастин, тот самый, что предложил нам пообедать. На его визитной карточке значится: «Помощник вице-президента по операциям». Джеймс — среднего роста человек, лет тридцати семи, с широким лицом. Когда он снял шляпу, стало ясно, что расческа ему уже ни к чему. На нем были шерстяная рубаха болотного цвета и светлые брюки. Носки ног его развернуты, из-за чего он ступает как бы переваливаясь. Говорит Джеймс на отчаянном техасском диалекте. Второй американец, Дан, жалуется: «Я из Калифорнии, где говорят совсем по-другому. Поэтому я не всегда понимаю Джеймса. Нет-нет да и приходится переспрашивать». Дан — высокий и молодой, с римским носом и массивным золотым кольцом, занимающим половину безымянного пальца на левой руке. По своей ли ноле или по желанию нефтяных монополий он работал до Ливии на Аляске и в Венесуэле. По его словам, Венесуэла еще более дорогая страна, чем Ливия: цены на продукты питания и предметы ширпотреба забрались гам на недосягаемую высоту.

Второй англичанин, Майкл, встречал нас на аэродроме. Это невысокий подвижный человек, седой, с черными проницательными глазами. Он был в светлом кепи и светлой рубахе. Говорил меньше других — в основном отвечал на вопросы.

Попадая в медвежьи уголки чужой страны, невольно хочешь почувствовать себя первооткрывателем. «Мы, наверное, первые русские в Зуэтине», — делимся мы с Майклом. И неожиданно получаем отрицательный ответ: «Нет, год назад здесь уже были пятеро русских». Оказывается, в прошлом году Зуэтину посетила делегация советских нефтяников из Госплана. Разговор продолжается. Говорим о себе, о Москве, о своих впечатлениях от Зуэтины. Обед близится к концу. Подали (официанты все-таки есть!) кофе. Прозрачные сахарницы закрыты светлыми металлическими крышками. Пытаюсь отвинтить крышку, чтобы достать ложкой песку. Дан улыбается, да и сам чувствую, что делаю что-то не так. И верно, в крышку вмонтирован прямоугольный клапан с колпачком. Если придержать колпачок, сахар легко посыплется. Очень удобно. Радуюсь, что не успел отвинтить крышку.

После обеда едем осматривать объекты Зуэтины, строительство которых еще не закончено. Рядом с нефтяным портом на капиталовложения «Оксидентл» строится второй в Ливии завод по сжижению природного газа и специальный газовый порт. Джеймс, который снова надел шляпу, говорит, что строительство должно бы уже быть завершено, но после революции 1 сентября строп тельные и монтажные работы приостановились из-за ухода ряда специалистов, а также из-за переговоров о ценах на нефть с республиканским правительством. Сбывать продукцию завода «Оксидентл» собирается на международных рынках. Местный ливийский рынок газа к моменту запуска завода, по словам Джеймса, уже будет захвачен компанией «Эссо». Мы ходим между уже установленными гигантскими теплообменниками, подобными тем, которые видели в Марса аль-Брега. Стучат молотка монтажников в специальных серебристых касках, работают лебедки, бульдозеры, подъемные механизмы. Того и гляди, что-нибудь сверху упадет. Темные громадины то и дело озаряются вспышками сварочных работ. Идет активный процесс созидания. Но для кого и во имя чего? Джеймс Бастин говорит, как бы характеризуя размах строительства: «Мы строим, чтобы остаться здесь». Но только беспристрастная история выявит, кому и где оставаться. Ведь и создавая на ливийской земле гигантскую военную базу Уилус-Филд, американцы тоже, наверное, не думали уходить.

Среди всей этой современной могучей техники мы увидели вдруг с десяток ливийцев в одежде феллахов, которые обычными штыковыми лопатами рыли неширокую канаву для кабеля. «Как это у вас уживаются вместе новейшие механизмы и ручной труд?» — спросили мы у Майкла. «Видите ли, — ответил он, — правительство, стремясь решить проблему занятости населения, обязывает нас предоставлять работу неквалифицированным рабочим». Мы подошли к землекопам, которые нас дружески приветствовали. Из разговора с вчерашними бедуинами и феллахами выяснилось, что компания платит им установленный республиканскими законами минимум — один ливийский фунт в день. Это не так уж и много, но позволяет сводить концы с концами. Революция 1 сентября сделала, таким образом, для них то, чего не в состоянии было сделать королевское правительство: обеспечила прожиточный минимум, заставив раскошелиться нефтяные компании.

Покидая строительную площадку, мы задумались еще над одним вопросом: почему за весь день в Зуэтине нам не встретилась ни одна женщина? Оказалось, что здесь работают одни только холостяки, настоящие или временные. Семьи специалистов находятся в Триполи. Мужья и отцы летают туда на неделю после каждых двух недель работы в Зуэтине. Можно поступать и иначе: после четырех недель работы взять сразу три недели отпуска и провести его в краях, где кроме солнца есть также и снег и лес. После такого объяснения мы и сами не захотели осматривать холостяцкий поселок.