Легенды и были арабского востока

Поездки по стране занимали далеко не все время нашего пребывания в ЛАР. В основном мы работали в Триполи, где довольно часто, нередко днем, но больше вечерами, с друзьями, работающими в ливийской столице не один год, отправлялись на прогулки по городу, стремясь обнаружить что-нибудь новое в примелькавшихся уже улицах и площадях, в заполняющих их людях. И иногда, несмотря на то что острота первых впечатлений притупилась, нам удавалось выявить забавное в обыденном, необычное в уже привычном.

Вот на дороге, идущей вдоль триполийской набережной, по которой мы ходили и ездили десятки раз, прохожие останавливаются возле чего-то. Подходим ближе к небольшой толпе. Четыре колышка, возвышающиеся примерно на метр над мостовой, обтянуты бело-зеленым полотном. Это могила паломника, совершавшего хадж в Мекку. Нигде нет ни таблички с именем, ни хотя бы названия страны, из которой он следовал. На этом месте, у тротуара, он упал и тут же был похоронен, как полагается в таком случае поступать с пилигримами. Не исключено, что когда-нибудь его будут чтить как человека, на которого снизошла «барака» — божественная благодать. Но традиция похорон возникла во времена, когда еще не было оживленного движения транспорта. Что скажет триполийский муниципалитет, когда перед незапланированным препятствием начнут вдруг возникать пробки из сотен машин? Во всяком случае, месяц спустя (накануне нашего отъезда из Ливии) двухцветное полотно продолжало вынуждать водителей сбавлять скорость.

Попав как-то по делам в электрическую компанию города Триполи, мы разговорились там с египтянином Халилем, разговаривающим по-русски. Халиль — кандидат технических наук, бывший аспирант Московского энергетического института. По контракту он должен отработать в Триполийской электрической компании два года, затем вернется на родину. Халиль доволен своим пребыванием в Ливии. Сетует он только на одно обстоятельство — на трудность ливийского диалекта: «Нам, египтянам, очень трудно объясняться с ливийскими коллегами, особенно по техническим вопросам».

Если уж образованным арабам приходится с трудом преодолевать диалектный барьер, то каково» же нашим арабистам? Постоянно работающие в Ливии советские арабисты рассказывают, что к местному диалекту они начинают привыкать только спустя полгода по приезде. Но если с ливийцами, получившими высшее или хотя бы среднее образование, как-то все-таки можно объясниться — на литературном языке, то, чтобы разговориться с неграмотным феллахом или с городским рабочим, требуется большая изобретательность.

Однажды бригада ливийских рабочих ремонтировала гараж дома, в котором мы жили. У нас возникло несколько вопросов и я обратился к бригадиру, — естественно, на литературном арабском. Он несколько смущенно ответил: «Мы понимаем только по-ливийски». Чтобы понять друг друга, пришлось нам прибегнуть к языку жестов.

Когда ливийцы чем-то довольны, они произносят слово «бахи» — «хорошо». На литературном же арабском «хорошо» звучит «хасанан» или «тайиб» — ничего похожего, одно и то же понятие выражают совершенно разные слова. Разумеется, и в других диалектах достаточно своеобразия, но в ливийском его особенно много. И объяснение этому следует искать в истории арабского завоевания Магриба (по-арабски Запада).

Магрибом арабские географы называли в VIII веке страны, расположенные к западу от Египта. Когда в VII–VIII веках Магриб был завоеван арабами, они, отбросив коренное население в глубь континента, обосновались в прибрежной зоне. На территории современных Туниса, Алжира и Марокко выросли арабские города. Б Ливии же арабы в своем неудержимом движении на запад не задержались. Лишь в XI веке, когда фатимидский султан Египта послал в Магриб для подавления восстаний кочевников-бедуинов, одно из племен последних — бени-сулайм — осело в Ливии и на юге Туниса. Тогда и было положено начало ливийскому диалекту, который до сих пор, даже в крупных городах, сохраняет свою «бедуинскую специфику».

К этой специфике вынуждены приобщаться и ливийское радио и телевидение: ежедневно по нескольку часов они ведут свои передачи на диалекте, чтобы их могли слушать и неграмотные ливийцы.

Несмотря на жилищный кризис, многие здания в стране пустуют. Пустуют целые современные поселки в глубине страны — поселки, называемые сооружавшими их болгарскими и польскими строителями «идрисовки», поскольку построили их еще при короле, до революции 1 сентября. Объясняют это тем, что якобы бедуины, для которых поселки предназначались, не хотят менять кочевой образ жизни на оседлый.

Пустуют и дома и роскошные виллы в столице — это уже из-за высокой арендной платы. Так, пустует новая двухэтажная вилла на тихой улице в центре Триполи. Из-за массивного, каменного забора видны круглые зеленые купола, напоминающие башни обсерватории. Инкрустированные кусочками золота, они принимают в течение дня самые разные оттенки в зависимости от угла падения на них солнечного луча. Вилла пустует уже давно, так как хозяин заломил за ее аренду неслыханную сумму — более тысячи фунтов в месяц.