Легенды и были Кремля. Записки

Экскурсия наша по музею постепенно переросла в очень интересную продолжительную беседу. Более часа мы провели в рабочем кабинете В.И. Ленина, стоя у книжных шкафов. Уолтер долго рассматривал великолепное издание 20-томного полного собрания сочинений Л.Н. Толстого, вышедшее в издательстве «Т-во И.Д. Сытина» в 1912–1913 гг. в Москве. В нарушение музейных правил достаю 16-й том и показываю американцу. Он бережно держит книгу в серой обложке с металлическим барельефом — портретом Л.Н. Толстого. Почему я достала именно 16-й том? Дело в том, что в этом томе много пометок, сделанных рукой Н.К. Крупской. Она читала книги так же, как Ленин, с карандашом в руках, а так как я писала в свое время статью «Крупская читает Л. Толстого», то совсем легко нашла место, особо выделенное карандашом, — это высказывание Л. Толстого о связи обучения с жизнью, об искусстве.

Читаю медленно, переводчик не нужен, Уолтер сам переводит супруге слова великого писателя: «Не может быть непонятно большим массам искусство только потому, что оно очень хорошо, как это любят говорить художники нашего времени. Скорее предположить, что большим массам непонятно искусство потому, что искусство это очень плохое или даже и вовсе не искусство».

«Боже мой, — говорит Уолтер, — такое впечатление, что Толстой живет с нами сегодня…»

Когда я стала рассказывать о том, как в молодости Крупская послала письмо великому писателю, как получила ответ от его дочери Татьяны Львовны Толстой, как по поручению Льва Николаевича Крупская правила сытинское издание романа А. Дюма «Граф Монте-Кристо», мой уважаемый гость стал записывать каждое мое слово, тихо повторяя: «Невероятно, невероятно!..» Наконец, когда, заканчивая рассказ о Л. Толстом, я привела слова Ленина о величии и гениальности писателя, Уолтер заметил: «Любовь Ленина к Л. Толстому, его произведениям неудивительна: гений всегда ценит гениальность других…»

Уолтер Керр, прощаясь, сказал: «Мы сегодня целый день провели в Кремле. Как все прекрасно сохранено! Мы потрясены».

«Уолтер Липман после возвращения из Москвы говорил нам, — добавила Виллиан, — что Кремль — седьмое чудо света, и я почувствовала это, находясь в сказочном Теремном дворце, осматривая древние храмы и сокровища Оружейной палаты».

— Уолтер Липман? — переспросила я.

— Да, да, — подтвердили супруги, — у вас его печатали даже во времена Сталина.

В 1956 г. Липман действительно посетил музеи Кремля, и сопровождала его я. О том, что музей Ленина в Кремле открыт для обозрения, У. Липман узнал накануне отъезда на родину. Дело происходило на пресс-конференции в гостинице «Советская» поздно вечером, когда на вопрос «Был ли господин Липман в кремлевской квартире В.И. Ленина?» он ответил: «Нет, не был, но если музей открыт, то завтра обязательно побываю».

На другой день, уплатив неустойку за всех пассажиров рейса Москва — Париж, господин Уолтер Липман вместе с супругой и переводчицей пожаловал в музей. А самолет ждал…

Представив гостей, молоденькая прелестная переводчица заметила: «Экскурсия должна быть очень краткой, не более 30 минут, за каждую минуту господин Уолтер платит огромную сумму». Тут вмешалась госпожа Липман: «Платим мы, а не вы, рассказывайте как можно больше». Она говорила на чистейшем русском. Заметив мое удивление, го-130 стья, иронически усмехнувшись, добавила: «Ведь я из «бывших. Экскурсия продолжалась вместо положенного часа полтора часа.

Тепло попрощавшись, У. Липман вдруг сказал: «Вы думаете, я пришел сюда случайно? Отнюдь нет, чтобы знать русского человека, надо знать Ленина, ведь в душе каждого русского живет он. Ленин — выдающийся деятель нашей эпохи. Обладая феноменальной властью над миллионами человеческих жизней, он никогда не использовал эту власть в личных целях, вот почему его имя навсегда войдет в историю человечества».

Выслушав рассказ о встрече с У. Липманом, Уолтер Керр сказал: «Мы долгие годы дружили семьями, я хорошо знал Уолтера. Он никогда ничего не делал зря…»

Работая так долго в музее, встречаясь с выдающимися людьми, я почему-то никогда ни у кого не просила автографа, считая это нетактичным. Но было одно-единственное исключение.