Легенды и были старого Кронштадта

Когда подпоручику становилось лучше, доставал он из-под подушки писанный маслом портрет своей избранницы, что был подарен ему перед расставанием. Скоро, скоро уже их встреча, осталось совсем немного!

На берег Пахтусова сводили уже под руки… Еще вчера полный новых планов, мечтавший на будущий год вновь идти штурмовать новоземельские берега, он как-то сразу утратил интерес к жизни. Отчет об экспедиции так и остался недописанным, а коллекции минералов и каменного угля не разобранными.

Изнуренный лишениями двойного 900-суточного похода и преданный любимым человеком, подпоручик корпуса флотских штурманов Петр Пахтусов умер 7 ноября 1835 года Проводить в последний путь героя полярных морей вышел весь Архангельск. Положили его в землю на соломбальском кладбище, где исстари хоронили мореходов. На каменном надгробии высечены изображение парусного корабля и слова «Новая Земля, Берег Пахтусова, Карское море». А чуть ниже сделана надпись: «Корпуса флотских штурманов подпоручик и кавалер Петр Кузьмич Пахтусов умерв 1835 году седьмого дня, отроду 36 лет, от понесенных в походах трудов и д… о…»

Историк Г. Захаров так пишет о возможной тайне букв на могильном камне Пахтусова «Известно, что после смерти Петра Кузьмича осталось его семейство — жена, сын и две дочери. К слову, в конце 80-х годов XIX века они еще были живы. Сын Николай, подпоручик в отставке, доживал свой век в Петергофе, где имел дом. Дочь Александра, вдова губернского секретаря Погорелова, жила в Кронштадте, а вторая дочь — Клавдия — в Петербурге. Обе дочери проживали в бедности, получая за отца годовую пенсию в 33 рубля и пособие от Морского министерства в 150 рублей. Загадочные буквы «д» и «о», по объяснению большинства исследователей, могут означать… «домашние огорчения». Петра Кузьмича Пахтусова, который уже больным человеком вернулся с Новой Земли, «добило» семейное обстоятельство. Перед отъездом в экспедицию он вручил жене конверт с деньгами, которые были накоплены им с огромным трудом. При этом Петр Кузьмич якобы настоятельно просил жену не вскрывать конверта до его возвращения или же получения известия о его гибели. Однако супруга Пахтусова по своей ветрености в отсутствие мужа растратила все деньги… Есть и те, кто считают, что Пахтусова сгубило известие о неверности жены. Однако и в этом случае можно сказать — «от домашних огорчений». В пользу этой версии говорит и обстоятельство, подмеченное современниками, хорошо знавшими Петра Кузьмича. Всем им он был известен не только своим трудолюбием, смелостью, решительностью, даже горячностью, но и веселым нравом и любезностью… А сразу же после возвращения из экспедиции Пахтусов резко изменился характером и сделался до крайности раздражительным. Что же повлекло скоропостижную смерть сравнительно молодого человека или что именно приблизило ее, мы, верно, никогда не узнаем».

Каким же запомнился современникам наш герой, каким он остался в их памяти? Сохранились воспоминания одного из современников Пахтусова. Он пишет: «…Былрешителен, смел и иногда горяч, но всегда соединял это с благоразумием. По настойчивости же и твердой решимости характера его… можно сравнивать с Куком… Пахтусов вообще был человеком необыкновенной доброты и всеми любимый; смолоду отличался веселостью и даже любезностью в своем кругу… И, что особенно странно при его уме, он слепо верил снам. Но кто же без слабостей или странностей?»

Спустя девять лет в Петербурге были изданы «Дневные записки» Пахтусова, посвященные его второй экспедиции. В 1886 году в Кронштадте, на родине полярного штурмана, у здания бывшего Штурманского училища, где учился в 1816–1820 годах Пахтусов, ему был открыт памятник. Деньги на него собрали по подписке штурмана со всех уголков России. На постаменте серого гранита, гордо вскинув голову, стоит Петр Кузьмич Пахтусов. На плечи небрежно накинута шинель, в руке — свернутая карта Новой Земли. Внизу на бронзовых барельефах слова: «Польза», «Отвага», «Труд» — девиз всей его короткой, но славной жизни! Перед памятником мужественному мореплавателю и исследователю прошел парад войск Кронштадтского гарнизона. Это, наверное, был первый в истории России парад войск в честь скромного штурмана в чине поручика.

Тогда же в одной из газет появились строчки: «Память и честь подобным деятелям более почтенна и плодотворна, чем даже великим воителям и государственным мужам».

Ах, как он любил море! Море, над которым переливались сполохи полярных сияний, где трещал под напором волн вековой лед, где за пургой и штормами ждало его еще столько неоткрытых земель!

Глава шестая ЗА ДРУГИ СВОЯ

Бывая в Кронштадте, я всегда захожу в городской Летний сад. Там под сенью вековых деревьев как-то по-особому ощущаешь дух кронштадтской старины, истории всего нашего флота. В глубине сада находятся два скромных памятника Первый из них — мичману линейного корабля «Азов» Домашенко, пожертвовавшему во время Наваринской кампании собой во имя спасения простого матроса.