Легенды и были таежного края

Обратимся теперь к позам людей в коронах. Ключом для их понимания могут служить два византийских блюда из Слудки. На одном поверх уже имевшегося изображения лошади выгравировано изображение человека в характерной «пляшущей» позе, с саблей в одной руке. Он «посажен верхом». Это очевидно как из самой композиции, так и из ряда деталей изображения. Наше зрительное восприятие затрудняет то, что лошадь изображена в профиль, а всадник — в фас. По ведь подобная пространственная асимметрия отнюдь не уникальный случай, а вполне обычный широко распространенный во времени и в пространстве прием «архаичного» искусства. Вспомним, например, о наскальных рисунках с профильным изображением копей и развернутыми к зрителю корпусами всадников. Фигуры всадников с развернутым относительно лошади туловищем можно найти среди бронзового литья Нижнего Приобья и Приуралья. Даже в древнеегипетских барельефах изображения людей как бы перекручены: ноги даны в профиль, а туловище — в фас.

Все это связано с особенностями постижения человеком перспективы и пространственной глубины фигур. Человек, владея языком образов, в сознании «погашал» такие несоответствия и прекрасно понимал, что хотел сказать художник. У всадника на блюде из Слудки прорисованы левые рука и нога, которые должны быть обращены к зрителю. Правые же конечности так и не завершены. Нога «скрывается» за спиной лошади. Общая композиция рисунка, характер изображения всадника, как бы наезжающего на зрителя, предполагают и соответствующий разворот лошади. Однако, здесь-то и сказалось расхождение исходного ракурса уже имевшегося изображения и задачи древнеугорского художника.

Серебряное блюдо (с. Слудка бывшей Пермской губернии).

Серебряное блюдо (с. Слудка бывшей Пермской губернии).

На другом византийском блюде из той же Слудки первоначально представлена сцепа так называемого «кормления змеи». Опустившись на колено, молодая женщина склонилась перед стоящим на тумбе (пьедестале?) большим сосудом. Одной рукой она приподнимает его крышку, другой протягивает кувшин к голове свесившейся из него змеи. В левой части блюда поверх тумбы (пьедестала) с сосудом выгравирована одиночная фигура мужчины в трехроговой короне с выделенным поясом и клинком в руках. Постамент с сосудом представляет собой как бы «трон». На нем восседает владыка, перед, которым склонилась женщина. Ведь каждый «ойка» должен иметь свою «экву». Кстати, парные граффити коронованной и женской фигур не редкость среди обско-угорских палимпсестов.

В основе всякого изображения лежит объемный предмет. Для правильного изображения предмета необходимо знание законов перспективы. Подчас мастера древности избегали рисовать сложные ракурсы, в частности сидящие фигуры в фас. В тех же случаях, когда необходимо было передать именно этот ракурс, средневековые мастера различных школ и народов демонстрируют удивительное совпадение в основных закономерностях построения позы сидящей фигуры и положения ног. Складывается впечатление, что существовала некоторая универсальность в восприятии и передаче сидящей фигуры, в трактовке ее позы и пропорций тела, доходящей почти до тождества.

Обратимся к древнерусской живописи. «Дмитрий Солунский». На большой иконе второй половины XII — начала XIII века в спокойной позе восседает на троне воин с мечом, наполовину вынутым из ножен. Поза его благородна. Ткани роскошной одежды легко подчеркивают фигуру. Horn в коленях согнуты и слегка разведены. Их положение практически полностью соответствует анатомии ног в гравировках на блюдах. В романском тимпане (портал собора в Стене, 1130–1140 гг.) в сцепе страшного суда внимание зрителя буквально приковывает монументальная фигура Вседержителя, сидящего на небесном троне. Детальная проработка форм воплощает стремление мастеров к натуральности, к предметной конкретности изображения. По ведь и здесь трактовка образа сидящего божества анатомически соответствует рисункам «коронованных особ» древних угров.

Итак, «коронованные особы» сидят. Кто они? Г. И. Пелих, анализируя процессы в средневековом обществе селькупов, выяснила, что князья у них были разных рангов. Наряду с «большими князьями» — марг-коками — существовали и так называемые мюты-коки («военные князья»). Отличались они «лишь силой власти и широтой потестарных прерогатив». При этом мюты-коки вместе с подвластными им населением и территорией («маленькими княжествами») входили в состав больших объединений. Каждое из них возглавлялось «большим князем».

«Большому князю» подчинялись и сенг-ира — богатыри, главы ополчения, возникавшего в родовых общинах, когда им угрожала опасность. Сенг-ира, хотели они того или нет, были вынуждены примириться с насильственной властью «большого князя» и вместе с мюты-коками войти в число его «вассалов». (Логика исторического развития требовала от сенг-ира либо стать мюты-коком, либо уйти в небытие.)