Легенды и были таежного края

В мифологии и традиционных верованиях обских угров образ человека-птицы также дело обычное. Мир-сусне-хум может принимать облик гуся, а уж предки — покровители селений сплошь и рядом сочетают (даже в иконографии) человечьи и птичьи черты. Таков богатырь Йибы-ойка (филин-мужчина). предок — покровитель Хурум-пауля, Ворсик-ойка (желтая трясогузка-мужчина) в селении Манья, Халев-ойка (чайка-старик) в Анеевских юртах. Но если обычный богатырь превращался в обычную птицу (с человеческой личиной на груди — ведь это все же не вполне рядовая крылатая тварь), то князь и в птичьем обличье сохраняет свои регалии, из которых главная — корона.

Серебряное блюдо (с. Слудка бывшей Пермской губернии).

Серебряная посуда (блюда, чаши, ковши) хранилась и использовалась на культовых местах. В эпоху существования территориальных объединений — «княжеств» — главными являлись княжеские святилища, где находился идол, олицетворявший законную власть и силу князя. Такие идолы или их изображения находились в укрепленных городах-крепостях князей (так было и у селькупов, и у обских угров — хантов и манси). «Воспоминания» об этом сохранились в старинных хантыйских былинах: «Я вышел на площадь города, имеющего площадь, — говорит герой одной из них, — и перед комлем священного дерева с изображением бога, сильно изгибаясь, положил семь поклонов». Здесь совершались и более сложные обряды, приносились бескровные и кровавые жертвы, особенно в таких чрезвычайных ситуациях, как начало военных действии. Здесь же, очевидно, происходили и воинственные пляски с оружием, следы которых в прошлом веке наблюдали В. Шавров и М. Л. Кастрен. Вот как выглядит этот обряд в описании очевидца. Церемония, которую он видел в остяцком (хантыйском) селении, длилась с вечера до глубокой ночи. В одно из жилищ, где находилось изображение духа (кумира, как называет его Шавров), постепенно сходились жители деревни. Каждый, войдя в дом, трижды поворачивался перед «кумиром», после чего женщины уходили в левую часть комнаты, отгороженную от остального пространства занавесом, «Наконец, как все собрались, шаман загремел саблями и копьями железными, заблаговременно приготовленными и лежавшими над кумиром на мостках, каждому из предстоящих, кроме женщин, кои были закрыты занавесом, дал или саблю, или копье, а сам, взяв по сабле в ту и другую руку, стал спиной к кумиру. По получении обнаженных сабель и копии остяки стали вдоль юрты рядами, и на нарах также все выстроились, вернулись все вдруг по три раза, держа перед собою сабли и копья. Шаман ударил своими саблями одна о другую, и тогда, по команде его, разными голосами вдруг загавкали, кланяясь из стороны в сторону. Гайка ли то редко, то вдруг очень часто, то опять редко, не отставая один от другого, и при каждом повторении гай («хай», по А. Кастрену) переваливались то направо, то налево, осаживая копья и сабли несколько книзу и подымая вверх. Крик сей и движение или перевалка остяков продолжались около часа.

Остяки чем более кричали и качались, тем более, казалось, приходили в некоторый род исступления и, наконец, так, что я без ужаса не мог глядеть на лица их, кои весьма много сначала меня занимали», — продолжает В. Шавров[34].

«Нагайкавшись довольно, все замолкли и перестали качаться, вернувшись по-прежнему, отдали сабли и копья шаману, который, собравши их, положил туда же, где они прежде лежали». После этого из-за занавеса вышли женщины и начались пантомима и пляски совместно с мужчинами. «…После сего шаман снова раздал сабли и копья. Остяки, получа их, как и прежде, вернулись, довольно времени также гайкали, опять вернулись. В заключение, стукнув концами сабель и копий в пол по три раза, отдали их обратно и разошлись по своим юртам».

Танцы с оружием, очевидно, были связаны с военной магией, широко и практически повсеместно распространенной. Война, вызывающая самые глубокие человеческие эмоции, всегда сопровождалась весьма разнообразными и порой очень сложными ритуалами, направленными на сохранение безопасности собственных воинов и нанесение урона врагу.

На культовых местах даже в позднее время (XIX–XX века) зачастую встречались стрелы, луки, копья, сабли. Все это оружие считалось принадлежащим духу, которому посвящено то или иное святилище. В средневековье (и позже) культовые места могли являться арсеналами, оружие из которых при необходимости использовалось по своему прямому назначению. В таких случаях и сам идол выступал в роли боевого фетиша, который должен был укреплять дух своих подопечных, приносить им победу, закреплять успех.