Однако город не торопился сдаваться. Пошли на приступ, как не раз уже ходили. Но приступ не удался, хотя крови пролили немало. Князь посуровел, и молодой русич, по его приказу, крикнул осажденным, что стоять, осаждая город, они будут до победного конца. И месяц, и год, и три года! Похоронили убитых, а к вечеру разожгли поминальные костры, жарили целиком молодых бычков, баранов, отбитых тут же в селениях, окружавших Херсонес. Пахло салом, капающим на угли. Поминали бражкой, медовухой, громко кричали. Князь нарочно не отошел ни на сажень от стен: пусть осажденные слышат могучие крики, а пуще того — сытный запах мяса. Пусть подумают о своей судьбе!
Потом стали сыпать землю к стене, чтоб в сражении иметь преимущество — как бы ступеньку для разбега. Но дело шло худо: наутро глядь-поглядь, а земля осела, как будто и не насыпали ее десять ночей подряд. Ломают голову: в чем дело?
А дело в том, что недаром греки слывут самым хитроумным народом. Подкопали с той, городской стены, и все, что дружинники Владимира насыпали, уносили они внутрь крепости…
Греки хитры да голодны, русичи же упорны. А осада уже идет ни мало, ни много — девятый месяц. Уже и дружина притомилась, как-никак и осень пережила под открытым небом, и зиму. А каково в городе?
И вот настал момент, когда среди осажденных нашелся человек, который не выдержал трудностей осады. Грек Настас пустил в лагерь Владимира стрелу с письмом, в котором открыл главную тайну осажденных: указал, где источники питьевой воды. Русичи, найдя эти источники, перекрыли их. Оставшись без воды, осажденные вынуждены были сдаться, тем более что Владимир обещал сохранить жизнь всем жителям города.
Взяв город, Владимир отправил византийским императорам послание: «Слышал, у вас сестра в девицах, если не отдадите ее за меня, то и с вашим городом будет то же, что с Корсунем».
Императоры после долгих разговоров и сомнений решили: «Крестись, и пошлем к тебе сестру».
А этого только Владимиру и надо. Не уронил он себя: обратился к императорам как победитель — с требованием. Вдобавок к пышной, желанной вере получить еще их дружбу и родственные связи с самым, может быть, во всей земле влиятельным родом Палеологов.
…Долго ли коротко ли происходили разговоры, повезли Анну в Корсунь. Крылатый корабль быстренько бежал по синему морю. Анна же сама не знала: хочется ли ей скорее закончить путешествие, раз уж такой выпал жребий? Или, напротив, хочет ли она продлить его? Ведь как-никак корабль — это продолжение родной земли… Здесь еще свои обычаи, а что там будет, да не в Херсонесе христианском и понятном, а в лесах Киевского княжества?
И вот наконец открылись белые, низкие, изрезанные бухтами берега. Красными коврами был убран причал и дорога к площади. Высокие люди в блестящих на солнце шлемах и кольчугах стояли по обе стороны ковров. А впереди всех стоял тот, кто, очевидно, предназначался ей в мужья.
Русые волосы его, ровно разделенные пробором, стояли высокой шапкой. Ветер слегка шевелил кольца короткой бороды. Глаза человека смотрели настороженно. Но вот мгновение, и они раскрылись широко, в восхищении. Вобрали в себя и силуэт корабля, и блеск парчи на одеждах священнослужителей, и богатство ее свадебного наряда. А потом глаза эти под ровными, темными бровями встретились с ее взглядом — и потеплели.
И вдруг Анна поняла: главное в том, что князю понравилась ее красота. Что, кроме всего прочего, она — просто женщина, а он — просто мужчина, и быть им теперь единым целым, родить детей, править домом, делить тяготы и торжествовать вместе. И вера ее станет его верой, а она будет укреплять его в этой вере.
Вот так, по легендам и летописям, пришло к нам христианство. Крестили сначала самого Владимира, а потом уже всех остальных русичей.
Стоит с крестом в руках над Киевом на горе Владимир Красное Солнышко, а в Херсонесе на месте, где князь принимал христианство, стоит собор Святого Владимира.
Партизанская речка
Солнце — оно для всех ласковое. Для бедняка оно дороже всего. Кто его приласкает, кто пожалеет? Только солнышко. А горы — они хитрые. И не стыдно им — стали стеной высокой, защитили богатеев от холодных ветров. На берегу морском дворцы выросли.
Богатому солнца не надо, он его боится, прячется, по земле-то ходит с крышей на палке. Отчего его бояться? Оно ласковое, жизнь всему дает. Бедняку горы мало помогали. Бедняка горы мучили. В пургу, в метель, в холод, буран на горах высоких тяжело. Чабаны, пастухи на ласку гор не рассчитывали. Сколько раз сердце ударит, пока в гору идешь, как ногам тяжело, когда чужого барашка ищешь? А они, богатые, там, внизу живут, им не страшно. Они любовались горами, головами качали. Какие высокие, как красиво! А чабану в горах тех тоска была.