Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице (СИ)

— С другой стороны, что тебе дороже? — спросила я. — Твой хвост или эта старая лодка?

— Хвост? — забеспокоилась Огния. — Какой хвост? Ты о чем?

Она даже привстала и проверила, что у нее ничего из-под платья не торчит. Убедившись, что все в этом смысле у нее в порядке, она вопросительно посмотрела на меня.

— Ты же не думаешь, что я оборотня впервые в жизни встречаю? — спросила я. — Мне вовсе не обязательно видеть хвост, чтобы знать, что он есть. Вот только, если честно, разобрать не могу, кто ты конкретно есть. Не волчица же? Похожа, но точно не волчица. Я с волками часто сталкиваюсь, волк так спокойно себя не вел бы, если бы за ним толпа мужиков с веслами наперевес гналась. Кто же ты тогда? Ты не котолак, не ламия, не беролак, не из морских оборотней и не из птиц. Ты кто-то, с кем я не сталкивалась. Барсучиха? Кицунэ? Тануки?

— И угораздило же меня вытащить из воды жрицу Хозяйки Чудовищ, — пробурчала себе под нос Огния. — Плыла бы себе я и плыла, тонула бы себе ты и тонула. Нет, понадобилось мне тебя спасать. Лисица я!

И словно для того, чтобы подтвердить свои слова, она обернулась. Лисица из нее получилась рыжая, довольно крупная, и, судя по всему, совершенно взрослая. Впрочем, тут как раз удивительного ничего нет: если легенды не врут, то кицунэ, прежде чем научиться превращаться в человека, не то пятьдесят лет, не то сто живут в зверооблике.

Кажется, я последнюю мысль вслух высказала.

— Вообще-то это только полукровок касается, — сказала Огния, обернувшись обратно в человека. — Я превращаться в человека с рождения умела. У меня и папа лисом был, и мама лисой была. Чернобурой, между прочим!

Она это с большой гордостью в голосе произнесла.

— Но я чисто рыжая получилась — в папу, — добавила она. — А ты зачем спрашиваешь, кто я? Если бы я волчицей была, что-нибудь изменилось бы?

— Абсолютно ничего, — ответила я, — просто профессиональное любопытство, не более того.

Мы уже были возле самого берега, и я занялась своим снаряжением. Надела все еще влажную одежду, застегнула пояс, повесила за спину Месяц, пристроила колчан со стрелами возле правого бедра. Лара Уиллис к высадке на землю Лакоталя готова!

Лодка мягко ткнулась носом в прибрежный песок. Мы выпрыгнули на берег и споро отправились в сторону ближайшего леска, стиснутого с двух сторон высокими скалистыми холмами, выходившими своими фасадами в море. Лес оказался кедровым, устланным старой хвоей и шишками, так что идти босиком по нему мне было не очень удобно. Потому от берега мы ушли совсем недалеко, когда Огния вдруг зашмыгала носом и сказала:

— Бежим! Они за нами увязались!

Пришлось бежать, петляя между деревьев, не обращая внимания на боль в пострадавших от судороги мышцах и на впивающуюся в голые ступни хвою. Огния бежала рядом и легко могла бы оторваться от меня, но делать этого не стала. То ли из солидарности, то ли чувствуя за собой вину — убегать-то нам приходилось из-за нее. К тому моменту, когда наши преследователи отказались от попыток догнать нас, я так измучилась, что готова была остановиться, дождаться их и попросту перестрелять из лука. Хорошо, что до этого не дошло — я все-таки жрица Луни-Охотницы, а не Касаши Кровавой[61].

Из предосторожности, мы не стали останавливаться, а шли еще около четверти часа, пока не наткнулись на небольшой ручеек. Тут, немного отдохнув и напившись, я решила соорудить себе хоть какое-то подобие обуви. Конечно, старый парус, который я нарочно захватила с собой из лодки — не самый подходящий материал, но за неимением лучшего, подойдет и он.

— Скажи, Огния, а все-таки, куда ты направляешься? — поинтересовалась я, пытаясь оторвать полосу от края паруса. Старая просоленная парусина оказалась неожиданно крепкой и рваться совершенно не желала.

— Не куда, а откуда, и даже не откуда, а от кого, — дернула плечом девочка, — я же тебе говорила.

Пришлось доставать стрелу из колчана и распарывать край паруса ее наконечником. Не слишком-то подходящий инструмент — под стать материалу.

— На, вот этим попробуй, — сказала Огния, вытаскивая из своей полотняной сумки-котомки кривой костяной нож и протягивая его мне. Подобные ножи ицкаронские рыбаки мастерят из костяного нароста на носу рыбы-когтя. Не слишком-то надежные выходят ножи — кость проигрывает даже самому мягкому и дешевому железу, но зато дешевые и вполне себе острые — рыбу выпотрошить очень даже годятся. Парус разрезать, как выяснилось, тоже.

— От рыбаков-то мы уже избавились, — сказала я. — Или ты еще у кого-то что-то украла?

Огния обиделась.

— Ни у кого я ничего не крала, чтобы он там про свое сердце не утверждал! — заявила она. — Если ты думаешь, что я беру все, что плохо лежит — то очень зря. С лодкой была вынужденная необходимость. Ты вот тоже парус утащила.

— Тогда зачем тебе от кого-то убегать, и причем тут сердце? — спросила я.