Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице (СИ)

В один прекрасный момент я вдруг обнаружила себя скрючившейся у потухшего костровища, с безнадежно забитым носом, изнывающей от жажды, будто бы провела под палящим солнцем целую неделю. При этом я замерзла до такой степени, что мое тело сотрясала крупная дрожь, которую я не могла унять, как ни старалась. Я попыталась выпрямиться, потянуться, сесть, и вдруг обнаружила, что не могу и этого сделать. Я даже рукой двинуть не могла, все тело затекло и окостенело. Да что рукой двинуть — даже на помощь позвать не получилось — расцепить спекшиеся губы сил не было. Впрочем, звать кого-то было бесполезно — Огния, видимо, бросила меня, чтобы не возиться с больным человеком, и мне теперь оставалось одно — ждать, когда лихорадка убьет меня, и ждать этого, по-видимому, оставалось недолго — меня парализовало. Я даже дыханием своим больше не управляла. То есть дышать-то я продолжала, но ни замедлить дыхания, ни ускорить его, ни задержать я не могла. Не могла я и сморгнуть по своему желанию — веки поднимались и опускались сами. При этом я не потеряла способность ощущать холод и боль, я могла видеть и слышать, но не более того — сколько я ни старалась, ни одним своим мускулом я не могла распорядиться по своему усмотрению. Страх, который я ощутила в тот момент, не описать никакими словами, я словно оказалась в плену собственного тела, и тело мое — я чувствовала это — умирало. Судя по всему, на фоне переохлаждения я подцепила какую-то местную инфекцию, вызывающую паралич, лихорадку, жар и, в конечном итоге, летальный исход.

Вокруг стояла глубокая ночь. Лежа на боку, я могла боковым зрением видеть яркие звезды, от пруда тянуло холодной сыростью, а земля подо мной казалась мне обжигающе ледяной. Нет, я вовсе не сдалась. Я пыталась унять бившую меня дрожь, пыталась заставить свое тело сделать то, что я хочу. Превозмогая ночной холод, я боролась за право моргнуть, когда мне этого захочется, за возможность пошевелить рукой, убрать с лица лезущую в глаза липкую прядь собственных волос. Временами мне казалось, что еще немного — и у меня получится. Оцепенение отступит, я встану рывком на колени и ползком — да, пусть хотя бы ползком, — отправлюсь к берегу пруда, к чистой воде, упаду в нее лицом, напьюсь вволю… Но нет, даже напрягая все мои душевные силы, я не могла освободиться. А хуже всего было то, что я понимала: сдамся, расслаблюсь, перестану бороться, — и жизнь моя тут же закончится.

— Фу, успела!

Огния появилась откуда-то из-за спины, схватила меня за плечи и, посадив, заглянула в глаза.

— Успела же? — поинтересовалась она тихо, не то у меня, не то у себя.

Ответить я ей, конечно, не могла, но она что-то углядела в моих глазах. Кивнув, вытащила из широкого рукава платья какой-то длинный продолговатый лист, порвала его на несколько частей, растерла между ладоней в кашу и, насильно открыв мне рот, засунула эту кашу мне под язык.

— Застыла? Ничего, сейчас отпустит, — пообещала она.

Мой рот тут же наполнился слюной, и я почувствовала жгучий горький вкус, настолько резкий, что слезы хлынули у меня из глаз ручьем. А Огния, оставив меня наедине с этой горечью, принялась хлопотать над костром, ломая ветки и сооружая из них нечто вроде шалашика. Момент — и яркое теплое пламя затрещало, заплясало, заиграло на месте остывшего было костровища, разбрасывая рыжие искры в стороны и вверх.

— Сейчас-сейчас, — бормотала Огния себе под нос. — Это так бывает, если оторвешься. И со мной было, только не так, по-другому. Лучше бы так.

Взметнулась ее белая вышитая красным юбка — Огния отошла к берегу пруда и тут же вернулась с какой-то не то чашей, не то большой пиалой в руке. Чаша была почти до краев наполнена водой, но напиться из нее Огния мне не дала, а поставила с краю костра, подгребла к ней горячих углей и принялась закидывать в нее ягоды и листья, которые доставала из своей сумки. Туда же отправился и один из моих серебряных наконечников — Огния, не заморачиваясь, сломала одну из стрел.

— У меня на родине считается, что если человеку была назначена смерть, а он ее избежал, то она не сразу от него отступает, — говорила Огния, поглядывая на меня. — Еще дважды пытается вернуться и забрать свою добычу. Радуйся — разминулись вы снова.

Радоваться у меня сил не было, но, кажется, я начала отогреваться. Во всяком случае, дрожь более не разбивала меня. Двигаться я все еще не могла, но вдруг обнаружила, что мои веки и глаза снова мне подчиняются: я могла моргать, могла следить взглядом за Огнией, могла и вовсе закрыть их. Затем я вдруг смогла открыть рот и избавилась от горькой травы, что дала мне моя спасительница — я сплюнула ее в костер. Огния одобрительно кивнула и маленькой веточкой принялась мешать закипающий отвар в чаше.

— Полегчало? — поинтересовалась она. — Сейчас лекарство выпьешь, и совсем хорошо станет. А завтра мы с тобой никуда не пойдем. Здесь останемся. На день. Отдохнем, ты себя в порядок приведешь. А пойдем послезавтра. Или послепослезавтра. О, кажется, готово, но надо, чтобы остыло…